Стихотворение дня

поэтический календарь

Луис де Гонгора

11 июля родился выдающийся испанский поэт Луис де Гонгора-и-Арготе (1561 — 1627).

Портрет работы Д. Веласкеса, 1622

* * *

Сеньора тетя! Мы стоим на страже
в Маморе. К счастью, я покуда цел.
Вчера, в тумане, видел сквозь прицел
рать мавров. Бьются против силы вражьей

кастильцы, андалузцы. Их плюмажи
дрожат вокруг. Они ведут обстрел —
затычками из фляжек. Каждый смел —
пьют залпом, не закусывая даже.

Один герой в бою кровавом слег —
и богатырским сном уснул. Бессменно
другой всю ночь точил кинжал и пику —

Чтобы разделать утренний паек.
А что до крепости, она отменна —
у здешних вин. Мамора. Хуанико.

Перевод В. Резниченко

Определение времени по наивозможным часам

1. По песочным

Время, время, тиран бесстрастный,
что тебе сей полон стеклянный,
для того тебе нами данный,
чтобы сжать тебя дланью властной,
хоть ловить тебя — труд напрасный,
как бы длань ни была крепка,
и всегда от тебя далека
наша жизнь, под ропот которой
истекаешь ты, Время, скорой
и беззвучной струйкой песка!

2. По башенным

Что тебе рычаги, спирали,
шестерен огромных когорта,
если ты, в их зубьях истерто,
невредимым несешься дале?
Что стопам твоим груз сандалий
из свинца, если ты летаешь
вместе с ветром, и отбиваешь
тяжкозвучною медью час,
тем добром одаряя нас,
что и молча не отнимаешь?

3. По солнечным

О, какой рукой многомощной,
пусть железом отягощенной,
миги жизни, нам отведенной,
отмеряешь ты мерой точной!
Ты уводишь нас в час урочный
от прельщений — стезей прозрений;
ограждая от заблуждений
нашу жизнь, ты ей, как слепому,
солнцем путь указуешь к дому —
и стрелою смертельных теней.

4. По карманным

Из слоновой кости оправа,
Время, твой портрет заключила —
ты затем мне его вручило,
что он хрупок, а ты — лукаво.
Беспокойного стрелка нрава,
светел циферблат неизменный;
это образ твой совершенный,
милой жизни моей двойник —
тонкой нити, рвущейся вмиг,
перед ходом твоим — смиренной.

5. По живым

Слышу ль я петушиное пенье,
полевую ли тварь вопрошаю —
в диких кликах не различаю
твоего я, Время, биенья,
и теряюсь в недоуменье,
ибо зори возглашены
глупой птицей в миг тишины;
но не эти ль часы причастны
нашей жизни и с ней согласны,
хоть порою и не точны?

6. По часам, отбивающим четверти

О, злосчастной жизни поток,
где тебя всегда не хватает!
Что за прихоть тебя толкает
четвертями нам мерить срок?
Но скажу тебе не в упрек:
опыт нам дает убежденье
(бденье жизнь или сновиденье),
что не должно мерой великой
мерить нашей жизни безликой,
неприметной жизни теченье.

7. По водяным

Сколько способов хитрый гений
изобрел, чтоб тебя исчислить!
Только все, что он смог измыслить, —
тщетный труд, ты вне измерений:
ухвачу рукой горсть мгновений —
ты же, Время, ушло вперед!
Из самой воды сумасброд
сотворил часы, и я верю,
что, хотя тебя не измерю,
прослежу по каплям твой ход.

8. По часам-медальону

Скорлупа золотого плена
ставит, Время, тебе пределы;
ты нацелило в сердце стрелы,
хоть оно тебя чтит смиренно:
Время, ты всегда драгоценно!
Но скажи, есть ли прок какой,
что тебя в медальон златой
заточили, если всечасно
ты бежишь, и бежит напрасно
за стрелой твоей род людской?

9. По звездным

Если, Время, тебя отыскать
я хочу меж звездами ночными —
вижу, как ты уходишь с ними
и уже не вернешься вспять.
Где незримых шагов печать?
За тобою тщетно слежу!
Я обманут, как погляжу:
не бежишь, не кружишься, не льешься —
Время, ты всегда остаешься,
это я навсегда прохожу.

Перевод М. З. Квятковской

38

Виктор Кривулин

9 июля родился Виктор Борисович Кривулин (1944 — 2001).

* * *

Крылья бездомности. Свист. Леденящий брезент.
Как ненасытна продольная флейта заката!
Гонит сквозняк, — и колена его козловаты, —
гонит по улицам чёрную ноту легенд.

Кто-то хоть вишенкой… Я же значком, запятой
в горле чирикнул, по жерлу прошёл першпективы.
Все не гонимы — блаженны и режущей музыкой живы,
хлопаньем рваным, палаточных дел суетой.

Племя, должно, бедуинов! Двуструнный трамвай
сопровождает порыв духовой и духовный.
То-то и вспомнят нас, что суетливо-греховны
были. Но всё-таки были. И значит — играй!

Перед финальной каденцией века вздохнёт
глубже флейтист, собирая остатки дыханья
для заключительной фразы, для краткого чуда звучанья
после эпохи молчания или длиннот.

Не пропадёт ни одна, не умрёт ни один
голос живой, и любая звучавшая нота
птичьей оденется рванью, в лохмотьях воскреснув полёта,
для завершенья божественных длин.

Январь 1973

На отдыхе

палач по вечерам после работы
пьет молоко до одури до рвоты
парное пенное приправленное спиртом
из уцелевшей докторской мензурки

по радио то вальсы то мазурки
товарищи солдаты патриоты
и страх во сне что слишком сладко спит он
что все проспал — побудку по тревоге

ночное построенье второпях
бег по железным лестницам — а ноги
его как ватные — другие в сапогах
подкованных — а он босой младенец

в одной рубахе долгой, аж до пят
и без оружия и плачет не надеясь
проснуться — выровняться — остальных ребят
нагнать — проснуться с книгой ли с наганом
с молочной пеленою на очах

когда стога, предутренним туманом
наполовину съедены, торчат
обложенными дивными кремлями
над поймой обесформленной, над лугом
лишенным плоскости… ну, точно, киевляне
воинственным возвышенные духом
над половодьем половцев, над валом

завоевателей — и страх что сладко спит он
накрытый с головою одеялом
как будто притворяется убитым
или смертельно, дьявольски усталым
средь боя вечного и вечного покоя
бок о бок с пепельной невидимой рекою

Стихи из нового букваря

уже и не жилец — позорище, музей,
ночь накануне юбилейных чтений —
он жалуется Богу на друзей:

их письма, забиваемые в щели
для утепленья мебели, сюда
свезенной от разграбленных усадеб,
они скрываются, их нету и следа
они как буквы, писанные за день,
сбегают вечером на волю из тетради
без разрешенья и стыда —
на праздник, на каток, на взвизгиванье льда
а я дрожу от холода в халате
поверх пальто суконного, на вате

Известно ли тебе, какие холода
подкрадываясь, громоздятся сзади,
заглядывают из-за плеча
в неперебеленную рукопись — и правят
горячечную речь с решимостью врача:
режим, твердит, режим, а все-таки лукавит
беря в кавычки, в ножницы, в тире
оркестры на катке и смерзшиеся ноты
шарфы, гирлянды, скрежет поворота,
скольжение туда, где в новом букваре

клубится пар, сияет позолота
середь зимы — внезапная свобода.
стихов конногвардейское каре

20

Владимир Микушевич

5 июля был день рождения у Владимира Борисовича Микушевича.

* * *

Не боятся старых дач
Перелетные пенаты;
Там, где ночью слышен плач,
Гнезда вьет народ пернатый;
Тополь около крыльца,
За воротами ракиты,
И как будто не сердца —
Окна в комнатах разбиты.

Моей жене Татьяне

Река, говоришь, заболочена?
Но как она светится, крадучись,
И сколько в ней сосредоточено
Намёков на прежние радуги!

Грачи, пополудни развенчивая
Лазурь, нам заката не застили,
Но даже друг другу, застенчивые,
Сказать мы боялись, что счастливы.

* * *

Наступает прошлое осенним
Утром, заметенный чуя след,
И, быть может, мы еще оценим
Этот осыпающийся свет.

И, быть может, что-нибудь начнется,
Как вчера всходившая звезда,
И, быть может, больше не вернется
То, что возвращается всегда.

Из Сонетов к Пречистой Деве

* * *

Я вижу, движется, с луной и солнцем схоже,
С востока облако, окутав светом свет,
Ко мне и надо мной, не знаю, сколько лет,
Духообразное, одно и вечно то же

В чередовании спасительных примет;
Чем ближе Страшный суд, тем грешный мир моложе,
И чем лазурнее осенний день, тем строже
На увядание наложенный запрет,

Которому вдали покорствуют светила,
И повинуются поблизости уста,
И ненадолго нам отводится могила,

И светлым облаком являет высота,
Кого под сердцем Ты, Пречистая, таила
И Чьи черты Тебя напомнили с креста.

21 августа 2003

21