Сегодня день рождения у Виталия Владимировича Пуханова.
* * *
Лес отшумел, как поколенье,
И поминать его не станут.
Но по реке плывут деревья
И за собою корни тянут.
Они уже срослись в деревни:
Кто стал колодцем, кто избою, —
Но все плывут, плывут деревья
И корни тянут за собою.
* * *
Мой бедный дом, спасенный от пожара,
Как Пастернак, уже лишенный дара,
Простуженно качался на ветру.
Тень бледная у ног моих дрожала.
И молвил Петр соседнему Петру:
«Мы все, во тьму глядящие без страха,
И ты, поэт, лишенный пастернака,
Сухих чернил, крепленных на крови,
Свои глаза, не видевшие мрака,
Закрой на миг и вечность отвори.
Нет времени на улице, которой
Каляева, убитого царем.
Дверной проем стоит сквозной опорой.
Дверь сломлена. Хлеб съеден. Мы живем».
Придет пора назначить цену крови —
В горсть медную щепотку серебра
Я вымолю.
Омой мои ладони.
Убей меня. Но будь ко мне добра.
* * *
Ну вот мы и в аду.
С закрытыми глазами,
Ощупывая тьму, я эту щель найду.
Здесь растворились все,
Кто взглядами пронзали
Остывшую в стекле опавшую звезду.
У смерти есть лицо.
Но может показаться — у смерти нет лица.
Прозрачны и темны,
Расходятся черты, глаза ее таятся,
Так смотрят зеркала с обратной стороны.
Я смерти не искал.
От твоего дыханья
Туманится стекло, кружится голова.
И пробует лицо корнями в нежной тайне
С обратной стороны растущая трава.
* * *
Когда из окопов сырых прорастала пехота,
На черной земле до глубоких снегов зеленея,
И белого волка к земле прибивала икота,
И черная птица подняться с земли не умела.
Когда по закону делила земля человека,
Она не могла одного отделить от другого.
Их белые кости срослись, не прошло и полвека,
И не было больше ни алого, ни голубого.
