12 августа 1952 года в Москве были казнены 13 членов Еврейского антифашистского комитета и среди них Перец Давидович Маркиш.

Виноград

Тянет плечи виноград,
Он вплетен в извивы кос,
Виснут гроздья из корзин,
Словно плети кос густых.
Дикой песни сходен лад
С шумом листьев, с треском лоз,
Очутился я один
Среди девушек босых.

Хватит сыпать через край,
Сок багровый наземь лить…
Ну-ка, мне в лицо швырни
Виноград босой ногой!
Выше платье поднимай —
Легче ягоды давить…

Ай да девушка! Взгляни:
Пьяный сок течет рекой.
Парень, зноем истомлен,
Лег, из тени не встает,
Мир хмельной над ним кружит,
Мысли вольные кружат.
Вслед лукаво взглянет он,
Если девушка пройдет…
И по-девичьи пищит
В чанах спелый виноград.

Бочки налиты вином,
А корзины всё несут,
К черным-исчерна кудрям
Черный никнет виноград.
Рвется ветер напролом,
Завивает юбки в жгут,
И девчонки вслед парням,
Ошалелые, глядят.

Сок выходит из чанов,
Хлещет буйная река…
Крикнет девушка: «Горим!» —
Все, смеясь, несутся к ней.
Все сбегаются на зов —
Изблизи, издалека,
Кружит хмелем огневым
Тех, кто тянет из горстей.

Соком вымазаны все,
И румянец так расцвел!
Гомон, смех… А сок течет
По рукам и по ногам.
И к раскрашенной красе
Парни липнут роем пчел,
Вмиг ко рту прилипнет рот,
Руки тянутся к рукам.

Ветвь от тяжести трещит.
Все орут, поют, кричат.
Парень с плеч корзину снял
У подносчицы своей.
Та от радости пищит,
Как под жомом виноград.
Парень девку крепко сжал,
И бока он щиплет ей.

Рвется девушка из рук,
Может, помощь ей нужна?
И подруги мчатся к ней,
Только парня след простыл.
И любая из подруг
Вся дрожит, возбуждена
Жадным бешенством парней,
От избытка жарких сил.

Никнет сумрак голубой
К влажной зелени кустов,
И во тьме девичий рой
Весь как спелый виноград.
Обдает их ночь росой,
Валит с ног любовный зов,
Бродит в жилах сок густой,
Бродит кровь, и бродит взгляд.

Всюду спелый виноград,
Гроздья мнутся среди кос,
Из больших корзин ползут, —
Всё полно и всё пьяно.
Дикой песни сходен лад
С песней листьев, с треском лоз.
Девушек, как лозы, гнут,
Жмут всю ночь из них вино!

1919
Перевод С. С. Наровчатова

* * *

Солдат, как жито, как колосья, косят,
Их много, как бурьяна на задворках.
Сюда, солдатки! Кто-нибудь да бросит
На пропитанье вам сухую корку.

Витрина жиром заплыла, намокла.
Худые дети рядом на панели.
Зубами пуль дробите эти стекла,
Сердца, ликуйте гимнами шрапнели.

Святые в тюрьмах, голь в ночлежках темных,
Стегайте жен несчастных и бездомных,
Пускай свои шарманки крутят бойко.

Куда загонит ночевать вас голод?
Днем нищенство, а ночью мрак да холод.
Днем — родина, а по ночам — помойка.

1920
Перевод Р. С. Сефа

Радуга

Шел дождь. И дождь ей не мешал. Она одним концом
На плечи каменной горы легла, как коромысло,
Потом, полнеба охватив сияющим полукольцом,
Черпнув морской воды, над тучами повисла.

Казалось, из морских глубин забил фонтан живой,
И кровь из отворенных жил внезапно запылала.
Кругом толпились облака, и радуга, как верховой,
Переметнулась через них и крепко оседлала.

Шел дождь. Светился дождь. Насквозь пронизанный зарей,
Переливался, трепетал, почти лишенный веса.
А радуга была за ним и вспыхивала над горой.
И колыхалась перед ней прозрачная завеса.

1948
Перевод Д. С. Самойлова

Шум крадется с гор

Прислушайся к ветра угрюмому вою,
К порывам рыданий, сводящим с ума:
То горы рыдают, покрытые тьмою,
Иль плачет сама непроглядная тьма?

Спроси у горы: отчего она плачет?
Не по сердцу, верно, холодный закат?
А ветер-затейник с ветвями судачит,
И ветви в ответ ему смутно гудят.

А может быть, там заблудился прохожий,
Которому с ветром бороться невмочь?
Рыданьями горный покой потревожен,
Ползет по вершинам студеная ночь.

1948
Перевод А. С. Голембы

12 июля родился Пабло Неруда [Рикардо Элиэсер Нефтали Рейес Басоальто] (1904 — 1973), лауреат Нобелевской премии по литературе 1971 года.

* * *

Наипортовый порт Вальпараисо,
полуодетый в землю,
сознался мне, что не умеет плавать.
Его трепали бури
и корсары,
землетрясенья
и моретрясенья —
все силы били
по его носам.
Вальпараисо, исхудалый пёс, —
он лает на холмах,
его пинают
океан
и горы.
А он — наипортовый порт — не в силах
уплыть в простор своей судьбы
и воет,
как зимний поезд,
на одиночество,
на океан.

Лень

Хоть богом не был я отродясь,
я не работал по воскресеньям,
от понедельника до субботы — тоже,
потому что от веку ленив, —
мне нравилось оглядывать улицы,
где работали, проливая слёзы,
каменотёсы, магистры — люди
с инструментами и министерствами.
Я зажмурил все свои глаза,
чтоб увильнуть от моих обязанностей, —
умница,
шептал я себе
сразу всеми своими губами,
и всеми своими руками обхаживал
с мечтательным видом женские ножки,
которые порхали мимо меня.
Потом двадцать дней и десять ночей
я пил красное вино Чили,
пил это вино пунцового цвета,
которое трепещет и исчезает
в горле, словно речная рыба.
К этому признанию надо добавить,
что позже я спал, как сурок,
не считая предосудительным моё поведение
и не испытывая угрызений совести, —
спал крепко,
как будто дождь бесконечный
шёл над всеми островами
земли,
протыкая небесными иглами
коробку снов.

* * *

Свидетельствую четырёх собак:
одна — давно закопана в саду,
две — вечно застают меня врасплох
(две крошечные дикие
стихии,
коротконожки, чьи клыки крепки,
как зубья скал),
и есть ещё одна
учтиво-белокурая тихоня,
лохматая отшельница. Не слышно
её шажков из золотой кудели,
её отсутствующего соседства.
Лишь поздним вечером полает вдруг
для некоторых призраков бездомных,
для некоторых избранных скитальцев,
чтоб слышали её в своём блужданьи
или в местах, где смерклось навсегда.

Переводы П. М. Грушко

2 июля родился Герман Гессе (1877 — 1962), лауреат Нобелевской премии 1946 года.

Жалоба

Не быть, а течь в удел досталось нам,
И, как в сосуд, вливаясь по пути
То в день, то в ночь, то в логово, то в храм,
Мы вечно жаждем прочность обрести.

Но нам остановиться не дано,
Найти на счастье, на беду ли дом,
Везде в гостях мы, все для нас одно,
Нигде не сеем и нигде не жнем.

Мы просто глина под рукой творца.
Не знаем мы, чего от нас он ждет.
Он глину мнет, играя, без конца,
Но никогда ее не обожжет.

Застыть хоть раз бы камнем, задержаться,
Передохнуть и в путь пуститься снова!
Но нет, лишь трепетать и содрогаться
Нам суждено, — и ничего другого.

Перевод С. К. Апта

Степной волк

Я — волк степной, всё бегу сквозь пургу, ветра гул.
Под слоем снега окрестности точно уснули.
С толстой берёзы испуганный ворон вспорхнул,
Но не видать ни зайчишки нигде, ни косули.
Я так косулю люблю, как просторы бескрайние ветер.
Мне б хоть одну отыскать — не уйдёт от погони!
В зубы возьму её нежно, как-будто в ладони —
Что есть прекрасней косули ещё в этом свете?!
Я бы исполнился нежностью к ней небывалой,
Въелся бы в нежные ляжки её торопливо.
Вволю напился бы крови её светло-алой,
Чтобы потом выть всю ночь над скалой у обрыва.
Я привередлив не слишком — и заяц развеет печали.
Сладкое мясо его так в ночи согревает.
Но все и вся от меня далеко убежали.
Сжалиться жизнь надо мною совсем не желает!?
Хвост мой давно поседел и других в нём волос не осталось.
Зрение стало слабеть — знать судьбина такая.
Годы прошли, как волчица и дети скончались
И я бегу, на бегу о косуле мечтая.
Рысью трушу — хоть бы заяц попался мне в зубы,
Слушаю ветра гуденье в январские трубы.
Выпью со снегом мою раскалённую глотку,
Дьяволу я отнесу мою бедную душу.

1925 – 1926
Перевод А. Равиковича

Последний игрок в бисер

Игрушкой, бисером, рука его полна,
Сидит согнувшись он, вокруг него страна
Войною и чумой разорена, а на руинах
В плюще зеленом вьется рой пчелиный,
И приглушенной музыкой усталость
Охватывает мир, седую старость.
Старик сидит и бусины считает,
То синюю, то белую возьмет,
То по размеру бусы подберет
И для игры в кольце их сочетает.
Когда-то был он мастером игры,
Знал языки и многие искусства,
Не полагаясь только лишь на чувства
Он знал весь мир и много повидал,
И мир его, конечно, тоже знал –
Учениками и друзьями он
Со всех сторон был вечно окружен.
Ну, а теперь его никто не знает –
Не нужен он, он стар и одинок,
Никто к нему не ходит на урок,
На диспуты никто не приглашает.
Нет больше храмов, школ, библиотек,
И отдыхает старый человек
Среди руин, и с бусами в руке –
Они скользят, теряются в песке,
Теперь уж не такие, как в начале,
Когда они так много означали

1938
Перевод Е. Г. Мюнстер