Стихотворение дня

поэтический календарь

Григорий Корин

15 марта родился Григорий Александрович Корин [Годель Шабеевич Коренберг] (1926 — 2010).

Из стихов о А. А. Тарковском

Нога

На войне потерял ногу,
и на ремне
железную
понемногу
научил ходьбе,
и подчинился судьбе,
и слава богу!
Но с годами
нога,
оставленная
за надолбами и рвами,
стала являться во сне,
и к пальцам, которых нет,
стал притрагиваться
дрожащими руками.
Но приходил рассвет,
и все становилось на место.
А потом
объявился фантом,
словно ножом
по ране
или щепоткой соли,
и такие накатывали боли,
что несуществующую ногу
искал уже и ночью и днем,
как там, под огнем,
и в конце концов
сверхчеловеческой стала ее доля.
И теперь,
кто бы ни пожаловался,
жена, сын, внук ли
на беду или боль,
все сжимается в обрубке,
словно он – душа,
побывавшая в мясорубке,
и на все отвечает
и сострадает
и человеку,
и подбитой голубке.
А то,
что было душой,
стало духом,
и обладает невероятным слухом,
и все про себя таит,
и никому не говорит заранее,
где и что произойдет
в мироздании.

* * *

Петух поет! Какая редкость
В голодный бесприютный год.
Пророческая светит ветхость,
И ветхий дремлет небосвод.

Печать ее на всем: рубахе,
Ботинках стоптанных, пальто,
И ворот черный в редком прахе,
Все превращается в ничто.

Петух поет! Трехкратным кличем
Готов кому-то пособить,
Его нечаянным величьем
Заслушаешься. Как тут быть?

Поет петух! И чем ответить
На вызов жизни, голи, нам,
На неожиданном рассвете
И жалким дням и жалким снам.

Поет и все! Нигде не виден,
И не вблизи и не вдали,
Поет ли он, кричит в обиде,
Еще неясно для земли.

В каком убежище он, скрытый
От нас, от хищнических глаз.
Поет петух! Давно забытый,
Все воскрешающий рассказ.

* * *

Не сосна меня бранила
И не ель лгала,
А на мне тупая сила
Душу отвела.
Обещала теплый угол,
Завела в тупик,
От угла остался уголь,
Белый прах от книг.
Стал играть мне на свирели
Искрометный бес,
Но уже дышал на теле,
На груди мой крест.
По уши в золе и прахе
Я стоял один
Перед елью, как у плахи,
Этой ели сын.
Я сказал: “О, Божья милость,
В чем моя вина?”
И ко мне легко склонилась
Юная сосна.
И открылось сразу небо,
И открылся дом,
Где сто лет, казалось, не был
Я — в раю земном.

Закат

Есть в одиночестве заката,
В его блуждающем огне,
И в облаках его награда,
Высоко явленная мне.
О, сколько вижу силуэтов
И лиц, ушедших навсегда,
Когда на красный стержень света
Собьется облаков гряда.
Пусть брат едва ль похож на брата
И мать — на мать,
Но там, вчерне,
Стезю их вечного возврата
Огонь вверху рисует мне.
В цветном его великолепье,
В преображеньях рук, лица —
И он является мне в небе,
Отец, как облако-овца.
И голова его, и руки
Преувеличены стократ,
Лежит спокойно он без муки
И мне велит смотреть в закат.
И я стою сосредоточен,
Волнению предела нет,
Пока в прощальной пене клочьев
Не разлетится белый свет.

279

Константин Богатырёв

12 марта 1925 года родился Константин Петрович Богатырёв. 26 апреля 1976 года был зверски избит на пороге своей квартиры. Скончался 15 июня в больнице.

Памяти Пастернака

Когда ушел из повседневья
Его единственный герой —
Мое пристанище в кочевье,
Ковчегом плывшее со мной.

Когда земное притяженье
Навеки потеряло смысл
И космонавты, в подтвержденье,
По центрифугам разбрелись, —

Хоть центрифуга — не примета:
Он тоже ей отмечен был,
Когда на старте два поэта
Померились размахом крыл, —

Когда он на одном дыханье
Закончил юности полет —
Единственное оправданье
Существованию вперед, —

Тогда прислушиваясь к морю,
Как пограничник на посту,
Я узнавал в нем твердь подспорья,
Его вознесшего к Христу.

Райнер Мария Рильке

Детство

Неплохо бы работу дать уму,
немного поразмыслив об утратах,
о долгих детских днях и о закатах,
раз навсегда ушедших — почему?

Случается: в ненастье, в непогоду
нам что-то померещится, как знак.
Но встречи и свиданья, и уходы
нас больше, не переполняют так,

как в детстве, что в плену у пустяков
не более, чем вещи или звери.
Мы им себя дарили в полной мере
и наполнялись ими до краев.

И сиротели мы исподтишка,
как пастухи под грузом дальних далей,
и, кем-то призванных издалека,
нас, будто нитку — новую, вплетали
поочередно в образы, пока
не выбирали нового мотка.

Начало июля 1906

Испанская танцовщица

Как спичка, чиркнув, через миг-другой
Выбрасывает языками пламя,
Так, вспыхнув, начинает танец свой
Она, в кольцо зажатая толпой
И кружится все ярче и упрямей.

И вот — вся пламя с головы до пят.

Воспламенившись, волосы горят,
И жертвою в рискованной игре
Она сжигает платье на костре,
В котором изгибаются, как змеи,
Трепещущие руки, пламенея.

И вдруг она, зажав огонь в горстях,
Его о землю разбивает в прах
Высокомерно, плавно, величаво,
А пламя в бешенстве перед расправой
Ползет и не сдается и грозит.
Но точно и отточенно и четко,
Чеканя каждый жест, она разит
Огонь своей отчетливой чечеткой.

Июнь 1906

Праздник Марии

Гент

С верхушек башен хлынувший металл
наполнил город сплавом раскаленным,
и, заливая формы улиц звоном,
день бронзовой отливкой заблистал.

По мостовой неровною толпою
процессия детей плывет с утра,
и ног не ощущая под собою,
вперед волнами катит детвора,
но сдерживается, как в бездорожье,
невидимыми, как десница божья,
преградами и тяжестью знамен.

А дальше — там уже парит, похоже,
кадилам вслед, что вспугнутою стаей
серебряные цепи рвут, взлетая
от ужаса под небосклон.

Вдоль этой вытянувшейся лавины
стоит народ у края мостовой.
Предвестниками хризэлефантины
к балконам устремились балдахины,
сверкая золоченой бахромой.

Но вот в своем испанском одеяньи
над головами всплыло вдалеке
знакомое мадонны изваянье
старинное с младенцем на руке.
По мере продвижения вперед
в короне трогательно устаревшей
она благословляет присмиревший
коленопреклонившийся народ.

И подойдя к упавшим на колени,
что робким взглядом следуют за ней,
она повелевает быть движенью
поднятием рискованных бровей —
тверда, высокомерна, холодна.
Носильщики поражены жестоко
и всё ж идут, помешкав. А она

на сотнях плеч — уверенно и прямо, —
в себя вобрав шаги всего потока,
к колоколам распахнутого храма
идет, как шла, — одна и одинока.

20 июля 1907

Иеремия

Был я, прежде мягок, как пшеница.
С бешенством твоим наедине
я остался. И, как лев, ярится
сердце обнаженное во мне.

Ты другого ждал? Мой рот болящий
чуть ли не с младенчества орет.
Он стал раною кровоточащей,
горем и бедой из года в год.

Горе горлом льется ежедневно.
Ненасытный, ты на том стоишь!
Только не убить мой рот плачевный,
если можешь, — ты его утишь.

И когда, отринутые свыше,
распылясь среди земель пустынных,
из последних выбьемся мы сил, —
без свидетелей, один в руинах
вновь тогда свой голос я услышу —
тот, что изначально ревом был.

Середина августа 1907

Переводы К. П. Богатырёва

159

Юстинас Марцинкявичюс

10 марта родился Юстинас Марцинкявичюс (1930 — 2011).

* * *

Я в дереве расслышал немоту.
Оно в ответ: “Молчи, ведь я расту”.
И мы молчим — две чутких немоты.
А все равно — я с деревом на ты.
Оно родня и небу и земле,
И, пусть немного, человеку. Мне.
Мы столковались. Нам легко вдвоем.
Прикидываю, сколько досок в нем.
Допустим, шесть. Я столько и хочу.
Оно смеется: не про то молчу.

2005

Цветение

Там голоса. Там голоса в саду.
Свет белых душ среди деревьев пролит.
Забвенье не успело их задуть,
теперь они об отпущенье молят.

Склоняю ветку вишни — белизна
былой вины меня обнимет снова.
И чья-то боль еще в саду слышна:
погибель дела — или вечность слова.

* * *

На шее у лета рябинные гроздья.
Побудь в тишине, как незваная гостья,
и голубя не спеши приголубить,
хотя еще можно сорвать и пригубить:
но мир увядает. О гордая малость —
а как все всходило, цвело, колыхалось!
А как вырастало, мужало и зрело,
но вдруг утомилось, познало, прозрело!
И вдруг онемело, покорное силе,
как будто бы душу в силки заманили —
в телесную форму, облегшую плотно,
в то лето (о горе!), что так мимолетно.
О бренные братья! Ведь это расплата
за сладость, с которою не было слада,
за шаг по земле и за страсть без уступок,
за поступь, поступок — а значит, проступок…
На шее у лета рябинные гроздья.

В неожидании Годо

Сообщили: жизнь разыскивает меня.
Хочет что-то еще сказать мне.
Или спросить.

Я вымылся. Причесался.
Сменил рубашку.

Мимо окна прошла старая женщина.
Потом долго-долго никого не было.

Между прочим, что она мне
могла бы сказать?
Что было — было.
Что есть — то есть.

Осталось — что будет.
Очень уж хорошо не будет.

Звонок.
Бросаюсь к дверям.
Нет. Не она.
Доставили почту.

Проехал старый автомобиль.
Что-нибудь это значит:
старая женщина,
старенькая машина
и кошка, вне сомнения, старая.

Может быть, хочет этим сказать, что и я.
Напрасные хлопоты.

Шаги.
Кидаюсь к окну.
Только спину успел разглядеть.
Нет, не Годо.
Да я и не жду.

Жизнь, видимо, заплутала где-то.
Задержалась, как говорится.
Загуляла, занеслась,
закружилась…
Что ж, бывает.
Извинилась хотя бы.
Испортила мне весь день.

2005

* * *

я пока не знаю с чем сравнить это утро
слышу звуки — они чисты и почти прозрачны
но кто-то спрятан за ними
не уловимый ни слухом ни зрением

разливается свет
поводырь безоглядного мира
и возжигает свечу в часовне загроможденной тьмою
пойте ангелы и архангелы
пойте уже пора
я вдыхаю свет
и во мне восходят лицо и время
и все равно я не знаю с чем сравнивать это утро

звучите трубы и горны
гремите цимбалы и гусли
этим утром свод был пронизан светом
иным чем вчера
долы хребты и бездны
родники и моря
жадно его вбирали
а исчерпать не могли
я закрыл глаза но свет все равно не меркнул

2006

Переводы Г. И. Ефремова

19