По тропинке, по проселку,
по дороге столбовой
шел я ростом невысокий
с непокрытой головой.
Завершался день погожий…
Молодой и полный сил,
Я на мир дивился Божий
и на девок глаз косил.
И вниманием ответным
был отнюдь не обделен,
потому что был заметным
я еще со всех сторон.
Знал в делах своих удачу,
сам любил и был любим
дамой, жившею на даче
за забором голубым.
Судьбы наши там смыкались,
как под током провода…
Я спешил, уже смеркалось,
вышла первая звезда.
И мерцала и светила,
мне как будто неспроста…
Как недавно это было!
лет тому назад с полста.
Был я по уши влюбленным,
вожделением влеком…
Пахло в пункте населенном.
Шашлыком и молоком.
Яблони цвели и вишни,
пар стелился над рекой,
и из космоса Всевышний
мне помахивал рукой.
11 июля родился выдающийся испанский поэт Луис де Гонгора-и-Арготе (1561 — 1627).
Портрет работы Д. Веласкеса, 1622
* * *
Сеньора тетя! Мы стоим на страже
в Маморе. К счастью, я покуда цел.
Вчера, в тумане, видел сквозь прицел
рать мавров. Бьются против силы вражьей
кастильцы, андалузцы. Их плюмажи
дрожат вокруг. Они ведут обстрел —
затычками из фляжек. Каждый смел —
пьют залпом, не закусывая даже.
Один герой в бою кровавом слег —
и богатырским сном уснул. Бессменно
другой всю ночь точил кинжал и пику —
Чтобы разделать утренний паек.
А что до крепости, она отменна —
у здешних вин. Мамора. Хуанико.
Перевод В. Резниченко
Определение времени по наивозможным часам
1. По песочным
Время, время, тиран бесстрастный,
что тебе сей полон стеклянный,
для того тебе нами данный,
чтобы сжать тебя дланью властной,
хоть ловить тебя — труд напрасный,
как бы длань ни была крепка,
и всегда от тебя далека
наша жизнь, под ропот которой
истекаешь ты, Время, скорой
и беззвучной струйкой песка!
2. По башенным
Что тебе рычаги, спирали,
шестерен огромных когорта,
если ты, в их зубьях истерто,
невредимым несешься дале?
Что стопам твоим груз сандалий
из свинца, если ты летаешь
вместе с ветром, и отбиваешь
тяжкозвучною медью час,
тем добром одаряя нас,
что и молча не отнимаешь?
3. По солнечным
О, какой рукой многомощной,
пусть железом отягощенной,
миги жизни, нам отведенной,
отмеряешь ты мерой точной!
Ты уводишь нас в час урочный
от прельщений — стезей прозрений;
ограждая от заблуждений
нашу жизнь, ты ей, как слепому,
солнцем путь указуешь к дому —
и стрелою смертельных теней.
4. По карманным
Из слоновой кости оправа,
Время, твой портрет заключила —
ты затем мне его вручило,
что он хрупок, а ты — лукаво.
Беспокойного стрелка нрава,
светел циферблат неизменный;
это образ твой совершенный,
милой жизни моей двойник —
тонкой нити, рвущейся вмиг,
перед ходом твоим — смиренной.
5. По живым
Слышу ль я петушиное пенье,
полевую ли тварь вопрошаю —
в диких кликах не различаю
твоего я, Время, биенья,
и теряюсь в недоуменье,
ибо зори возглашены
глупой птицей в миг тишины;
но не эти ль часы причастны
нашей жизни и с ней согласны,
хоть порою и не точны?
6. По часам, отбивающим четверти
О, злосчастной жизни поток,
где тебя всегда не хватает!
Что за прихоть тебя толкает
четвертями нам мерить срок?
Но скажу тебе не в упрек:
опыт нам дает убежденье
(бденье жизнь или сновиденье),
что не должно мерой великой
мерить нашей жизни безликой,
неприметной жизни теченье.
7. По водяным
Сколько способов хитрый гений
изобрел, чтоб тебя исчислить!
Только все, что он смог измыслить, —
тщетный труд, ты вне измерений:
ухвачу рукой горсть мгновений —
ты же, Время, ушло вперед!
Из самой воды сумасброд
сотворил часы, и я верю,
что, хотя тебя не измерю,
прослежу по каплям твой ход.
8. По часам-медальону
Скорлупа золотого плена
ставит, Время, тебе пределы;
ты нацелило в сердце стрелы,
хоть оно тебя чтит смиренно:
Время, ты всегда драгоценно!
Но скажи, есть ли прок какой,
что тебя в медальон златой
заточили, если всечасно
ты бежишь, и бежит напрасно
за стрелой твоей род людской?
9. По звездным
Если, Время, тебя отыскать
я хочу меж звездами ночными —
вижу, как ты уходишь с ними
и уже не вернешься вспять.
Где незримых шагов печать?
За тобою тщетно слежу!
Я обманут, как погляжу:
не бежишь, не кружишься, не льешься —
Время, ты всегда остаешься,
это я навсегда прохожу.
21 июня 1797 года в Петербурге родился Вильгельм Карлович Кюхельбекер. Умер от чахотки 23 августа 1846 года в Тобольске.
Рисунок Пушкина в рукописи V главы «Евгения Онегина», 1826
19 октября 1836 года
Шумит поток времен. Их темный вал
Вновь выплеснул на берег жизни нашей
Священный день, который полной чашей
В кругу друзей и я торжествовал…
Давно… Европы страж — седой Урал,
И Енисей, и степи, и Байкал
Теперь меж нами. На крылах печали
Любовью к вам несусь из темной дали.
Поминки нашей юности — и я
Их праздновать хочу. Воспоминанья!
В лучах дрожащих тихого мерцанья
Воскресните! Предстаньте мне, друзья!
Пусть созерцает вас душа моя,
Всех вас, Лицея нашего семья!
Я с вами был когда-то счастлив, молод, —
Вы с сердца свеете туман и холод.
Чьи резче всех рисуются черты
Пред взорами моими? Как перуны
Сибирских гроз, его златые струны
Рокочут… Пушкин, Пушкин! это ты!
Твой образ — свет мне в море темноты;
Твои живые, вещие мечты
Меня не забывали в ту годину,
Как пил и ты, уединен, кручину.
Тогда и ты, как некогда Назон,
К родному граду простирал объятья,
И над Невой затрепетали братья,
Услышав гармонический твой стон.
С седого Пейпуса, волшебный, он
Раздался, прилетел и прервал сон,
Дремоту наших мелких попечений,
И погрузил нас в волны вдохновений.
О брат мой! много с той поры прошло,
Твой день прояснел, мой — покрылся тьмою;
Я стал знаком с Торкватовой судьбою.
И что ж? опять передо мной светло:
Как сон тяжелый, горе протекло;
Мое светило из-за туч чело
Вновь подняло — гляжу в лицо природы:
Мне отданы долины, горы, воды.
О друг! хотя мой волос поседел,
Но сердце бьется молодо и смело.
Во мне душа переживает тело,
Еще мне божий мир не надоел.
Что ждет меня? Обманы — наш удел,
Но в эту грудь вонзалось много стрел;
Терпел я много, обливался кровью;
Что, если в осень дней столкнусь с любовью?
1836
19 октября 1837 года
Блажен, кто пал, как юноша Ахилл,
Прекрасный, мощный, смелый, величавый,
В средине поприща побед и славы,
Исполненный несокрушимых сил!
Блажен! лицо его всегда младое,
Сиянием бессмертия горя,
Блестит, как солнце вечно золотое,
Как первая эдемская заря.
А я один средь чуждых мне людей
Стою в ночи, беспомощный и хилый,
Над страшной всех надежд моих могилой,
Над мрачным гробом всех моих друзей.
В тот гроб бездонный, молнией сраженный,
Последний пал родимый мне поэт…
И вот опять Лицея день священный;
Но уж и Пушкина меж вами нет!
Не принесет он новых песней вам,
И с них не затрепещут перси ваши;
Не выпьет с вами он заздравной чаши:
Он воспарил к заоблачным друзьям.
Он ныне с нашим Дельвигом пирует;
Он ныне с Грибоедовым моим:
По них, по них душа моя тоскует;
Я жадно руки простираю к ним!
Пора и мне! — Давно судьба грозит
Мне казней нестерпимого удара:
Она меня того лишает дара,
С которым дух мой неразлучно слит!
Так! перенес я годы заточенья,
Изгнание, и срам, и сиротство;
Но под щитом святого вдохновенья,
Но здесь во мне пылало божество!
Теперь пора! — Не пламень, не перун
Меня убил; нет, вязну средь болота,
Горою давят нужды и забота,
И я отвык от позабытых струн.
Мне ангел песней рай в темнице душной
Когда-то созидал из снов златых;
Но без него не труп ли я бездушный
Средь трупов столь же хладных и немых?
