Стихотворение дня

поэтический календарь

Уолт Уитмен

31 мая родился Уолт Уитмен (1819 – 1892).

1854

Музыкальность

1

Звучность, размеренность, стройность и божественный дар говорить слова,
Пройди года, и дружбу пройди, и наготу, и целомудрие, и роды,
Реки грудью пройди, и озера, и земли,
И горло свое разреши, и впитай в себя знания, века, племена, преступление, волю,
И сокруши все преграды, и возвысь и очисти душу, и утвердись в своей вере,
И лишь тогда ты, быть может, достигнешь божественной власти: говорить слова.
И к тебе поспешат без отказа
Войска, корабли, библиотеки, картины, машины, древности,
города, отчаяние, дружба, горе, убийство, грабеж, любовь, мечта,
Придут, когда нужно, и покорно прорвутся сквозь губы твои.

2

О, почему я дрожу, когда я слышу голоса человеческие?
Воистину, кто бы ни сказал мне настоящее слово, я всюду пойду за ним, —
Как вода за луною безмолвной струистой стопой идет вокруг шара земного.

Все только и ждет настоящего голоса;
Где же могучая грудь? где же совершенная душа, прошедшая через все испытания?
Ибо только такая душа несет в себе новые звуки, которые глубже и слаще других,
Иначе этим звукам не звучать.

Иначе и губы и мозги запечатаны, храмы заперты, литавры не бряцают,
Только такая душа может открыть и ударить,
Только такая душа может выявить наружу то, что дремлет во всех словах.

Перевод К. И. Чуковского

Поднимайтесь, о дни, из бездонных глубин

Поднимайтесь, о дни, из бездонных глубин, покуда не помчитесь все горделивей и неистовей,
Долго я поглощал все дары земли, потому что душа моя алкала дела,
Долго я шел по северным лесам, долго наблюдал низвергающуюся Ниагару,
Я путешествовал по прериям и спал на их груди, я пересек Неваду, я пересек плато,
Я взбирался на скалы, вздымающиеся над Тихим океаном, я выплывал в море,
Я плыл сквозь ураган, меня освежал ураган,
Я весело следил за грозными валами,
Я наблюдал белые гребни волн, когда они поднимались так высоко и обламывались.
Я слышал вой ветра, я видел черные тучи,
Я смотрел, задрав голову, на растущее и громоздящееся
(о, величавое, о, дикое и могучее, как мое сердце!),
Слушал долгий гром, грохотавший после молнии,
Наблюдал тонкие зигзаги молний, когда, внезапные и быстрые,
они гонялись друг за дружкой под всеобщий грохот;
Ликуя, смотрел я на это и на то, что подобно этому, — смотрел изумленно, но задумчиво и спокойно,
Вся грозная мощь планеты обступала меня,
Но мы с моей душой впитывали, впитывали ее, довольные и гордые.
О душа — это было прекрасно, ты достойно меня подготовила,
Пришел черед утолить наш большой и тайный голод,
Теперь мы идем, чтобы получить у земли и неба то, что нам еще никогда не давали,
Мы идем не великими лесами, а величайшими городами,
На нас низвергается нечто мощней низверженья Ниагары,
Потоки людей (родники и ключи Северо-Запада, вы действительно неиссякаемы?).
Что для здешних тротуаров и районов бури в горах и на море?
Что бушующее море по сравнению со страстями, которые я наблюдаю?
Что для них трубы смерти, в которые трубит буря под черными тучами?
Гляди, из бездонных глубин восстает нечто еще более свирепое и дикое,
Манхаттен, продвигаются грозной массой спущенные с цепи Цинциннати, Чикаго;
Что валы, виденные мной в океане? Гляди, что делается здесь,
Как бесстрашно карабкаются — как мчатся!
Какой неистовый гром грохочет после молнии — как ослепительны молнии!
Как, озаряемое этими вспышками, шагает возмездие Демократии!

(Однако, когда утихал оглушительный грохот, я различал во тьме
Печальные стоны и подавленные рыданья.)
Громыхай! Шагай, Демократия! Обрушивай возмездие!
А вы, дни, вы, города, растите выше, чем когда-либо!
Круши все грознее, грознее, буря! Ты пошла мне на пользу,
Моя душа, мужавшая в горах, впитывает твою бессмертную пищу,
Долго ходил я по моим городам и поселкам, но без радости,
Тошнотворное сомненье ползло передо мной, как змея,
Всегда предшествуя мне, оно оборачивалось, тихо, издевательски шипя;
Я отказался от возлюбленных мной городов, я покинул их,
я спешил за ясностью, без которой не мог жить,
Алкал, алкал, алкал первобытной мощи и естественного бесстрашия,
Только в них черпал силу, только ими наслаждался,
Я ожидал, что скрытое пламя вырвется, — долго ждал на море и на суше;
Но теперь не жду, я удовлетворен, я насыщен,
Я узрел подлинную молнию, я узрел мои города электрическими,
Я дожил до того, чтобы увидеть, как человек прорвался вперед, как воспряла мужествующая Америка,
И теперь мне уже ни к чему добывать хлеб диких северных пустынь,
Ни к чему бродить по горам или плыть по бурному морю.

Перевод Б. А. Слуцкого

138

Омар Хайям

18 мая родился математик, астроном, философ и поэт Омар Хайям Нишапури (1048 — 1131).

Девушка и старик у потока. Персия, начало 17 века
Девушка и старик у потока.
Персия, начало 17 века.

Рубайят

(Отрывки)

Много лет размышлял я над жизнью земной.
Непонятного нет для меня под луной.
Мне известно, что мне ничего не известно, —
Вот последний секрет из постигнутых мной.

Был ли в самом начале у мира исток?
Вот загадка, которую задал нам Бог.
Мудрецы толковали о ней, как хотели, —
Ни один разгадать ее толком не смог.

Я познание сделал своим ремеслом,
Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.
Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.

Нет ни рая, ни ада, о сердце мое!
Нет из мрака возврата, о сердце мое!
И не надо надеяться, о мое сердце!
И бояться не надо, о сердце мое!

Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть.

Так как истина вечно уходит из рук —
Не пытайся понять непонятное, друг.
Чашу в руки бери, оставайся невеждой,
Нету смысла, поверь, в изученье наук!

Мы чалму из тончайшего льна продадим,
И корону султана спьяна продадим,
Принадлежность святош — драгоценные четки,
Не торгуясь, за чашу вина продадим.

Ты не верь измышленьям непьющих тихонь,
Будто пьяниц в аду ожидает огонь.
Если место в аду для влюбленных и пьяных —
Рай окажется завтра пустым, как ладонь!

Небо — пояс загубленной жизни моей,
Слезы падших — соленые волны морей,
Рай — блаженный покой после страстных усилий.
Адский пламень — лишь отблеск угасших страстей.

Хоть мудрец — не скупец и не копит добра,
Плохо в мире и мудрому без серебра,
Под забором фиалка от нищенства никнет.
А богатая роза красна и щедра!

Есть ли кто-нибудь в мире, кому удалось
Утолить свою страсть без мучений и слез?
Дал себя распилить черепаховый гребень,
Чтобы только коснуться любимых волос!

Пей с достойным, который тебя не глупей.
Или пей с луноликой любимой своей.
Никому не рассказывай, сколько ты выпил.
Пей с умом. Пей с разбором. Умеренно пей.

Не рыдай! Ибо нам не дано выбирать:
Плач не плачь — а прядется и нам умирать,
Глиной ставшие мудрые головы наши
Завтра будет ногами гончар попирать.

Знайся только с достойными дружбы людьми,
С подлецами не знайся, себя не срами.
Если подлый лекарство нальет тебе — вылей!
Если мудрый подаст тебе яду — прими!

Нет на свете тиранов злобней и жадней,
Чем земля и жестокое небо над ней.
Распороть бы земле ненасытное брюхо:
Сколько в нем засверкает бесценных камней!

О Палаточник! Бренное тело твое —
Для бесплотного духа земное жилье.
Смерть снесет полотняную эту палатку,
Когда дух твой бессмертный покинет ее.

Словно мячик, гонимый жестокой судьбой,
Мчись вперед, торопись под удар, на убой!
Хода этой игры не изменишь мольбой,
Знает правила тот, кто играет с тобой.

Перевод Г. Б. Плисецкого

705

Готфрид Бенн

2 мая родился Готфрид Бенн (1886 — 1956).

Ахеронт

Сон о тебе! Ты, мертвая, ты шла,
прибившаяся к образам бродячим,
расплывчатым, как зыблемая мгла, —
я тщетно звал тебя с беззвучным плачем.
Толпа текла, насильственно клубясь,
глазами отуманенными пялясь,
и веки даже у детей слипались,
и, в складки втертая, белела мазь.

Двух мальчиков вела ты — не моих,
не наших, нет, ведь я ни с чем остался,
и дабы я не вовсе потерялся,
свой профиль показала ты на миг,

нет, алебастровая и когда-то
Диана, ты, вне случая и вне
пространства, меркла в шествии разврата
и лжи, — и ты страдала в этом сне.

Перевод В. М. Летучего

Вспомни о тех, чья жизнь была тщетной

Когда вдруг отчаянье —
о ты, знавший в жизни минуты взлетов,
шедший уверенным шагом,
ты, способный одарить себя многим:
опьяненьем восторга, рассветом, внезапным порывом,
когда вдруг отчаянье,
даже если оно
длань свою к тебе простирает
из непостижимой бездны,
суля погибель и тленье —

подумай о тех, чья жизнь была тщетной,
о тех, оставшихся в воспоминаниях
нежной жилкою на виске,
взором, внутрь себя обращенным,
о тех, кто оставил нам мало надежды,
но кто, как и ты, говорил о цветах
и с невыразительною улыбкой
тайны души обращал
к своему невысокому небу,
что должно было вскоре погаснуть.

Перевод В. В. Вебера

Не надо печали

На этой маленькой, почти детской кровати
скончалась Дросте (в Мерcбурге та кровать теперь эскпонат музея),
на этом диване в доме у столяра — Гёльдерлин,
на санаторных койках где-то в Швейцарии — Рильке, Георге,
на белых подушках в Веймаре
угасли
большие черные очи Ницше,
всё это теперь лишь хлам
или вовсе не существует,
призраком стало,
утратило сущность
в безболезненно-вечном распаде.

Мы носим в себе зародыши всех богов,
ген смерти и ген желанья —
кто разлучил их: слова и вещи,
кто свел их вместе: страданья и это ложе,
на котором страданьям конец приходит,
слёз потоки и эти доски,
кратковременный жалкий приют.
Не надо печали —
так далеки,
недостижимы и те слезы, и та кровать,
нет ответа: ни да, ни нет,
рожденье, телесные муки, вера,
всплеск волнения без имени, без названья,
дуновение, краткое, неземное,
коснувшись постели, потревожило сон
и вызвало слёзы —
усни!

6 января 1956
Перевод В. В. Вебера

87