Стихотворение дня

поэтический календарь

Владимир Микушевич

Сегодня день рождения у Владимира Борисовича Микушевича.

Пётр

В Гефсиманском саду постарели маслины от слёз.
В эту длинную ночь разучились деревья молиться
Посторонних обнюхать костёр норовил, словно пёс,
Он осматривал двор, он заглядывал пристально в лица.
Домочадцы и чернь городская толпились кругом,
Горький дым по привычке глотали, не чувствуя вкуса.
Грелся Пётр у костра, не решаясь подумать о том,
Что за дверью тяжёлой допрашивают Иисуса.
В Галилейское море корабль уходил поутру.
Сорок дней перед этим учитель постился в пустыне.
«Много рыбы в сетях, — на закате сказал он Петру, —
Будешь вместе со мною ловить человеков отныне».
Много рыбы в сетях. Так зачем же три года подряд
Раздаваться в ушах продолжает заветное слово?
Почему-то ночами усталые плечи болят,
Словно давит на них непомерная тяжесть улова.
Облизнулся костёр, наглотавшись ночной темноты.
Брызнул голос в лицо ненавистными бликами света:
«А скажи-ка, приятель, на этой неделе не ты
Приходил в синагогу с прельстителем из Назарета?»
Разрастается смерть за воротами тенью креста.
Приближается срок. Миллионы гвоздей наготове.
«Я не знаю его», — наконец, произносят уста.
И слова на устах запекаются каплями крови.
«Я не знаю его», — про себя повторяют и вслух,
Испугавшись непрошенной, неотвратимой свободы.
И в холодной вселенной кричит ежегодно петух,
И кровавые слёзы текут, как весенние воды.

1965

* * *

Внезапное похолоданье,
Когда небесные тела
Теряют самообладанье,
И до безумия светла
Ночь между тёмными стволами,
Как будто бы перед бедой,
Когда без нас над нами пламя:
Твоя звезда с моей звездой.

1972

Лорелея

Похожие на конвоиров,
Деревья стояли вдали.
Траншею в сугробищах вырыв,
Там пленные немцы прошли.

И мы на большой перемене
Увидели через забор,
Как топчут сутулые тени
Строительный щебень и сор.

Смотрели мы, глаз не спуская,
С ненаших в сожжённом саду.
Так праведник смотрит из рая
На грешные души в аду.

Осколками вспахано поле.
Рассвет к маскировке привык.
Зачем же мы всё-таки в школе
Проходим немецкий язык?

И звонкий мой голос трепещет
Среди подмосковных руин:
Ich weiss nicht, was soll es bedeuten,
Dass ich so traurig bin*.

И сразу же вместо ответа
Поверх долговязых лопат
Оттуда со скоростью света
Один – человеческий – взгляд.

Нездешной причастные силе,
Вернулись мы в школу бегом,
Не зная, что мы победили
В сражении первом своём.

* «Не знаю, что бы это значило, почему я так печален». Строки из стихотворения Генриха Гейне, печатавшегося при нацизме, как народная песня, когда творчество Генриха Гейне было под запретом.

Из сонетов к Татьяне

Во сне цветок тебе срываю синий
И желтый с ним, а желтому заря
Сопутствует в разгаре января,
Хвост расцветив сполохами павлиний

На ледяном стекле благодаря
Игре лучей в пересеченье линий,
И весело среди скитов и скиний
Взлетающим с колен календаря,

Где снегири, синицы, свиристели
И ангелы, и мы по временам
На святки; так весь век с Татьяной нам

Не ворожить, нет, жить, пока недели
Не вырастут в года, где тесно снам;
Кому корпеть, а нам копить капели.

17 января 2003, Москва

92

Галина Андреева

5 июля родилась Галина Петровна Андреева (1933 — 2016).

* * *

Дорога тянется вдоль сумрачных окраин,
почти погасла узкая заря,
утихомирилась воронья стая,
холмы и снег, начало января.

В автобусе темно, на стеклах иней,
до дому ехать полтора часа.
Пока что можно вспомнить чье-то имя
или стихи попробовать писать,

Чтоб избежать раздумий невеселых,
ненужных разговоров, странных встреч, —
глядеть в окно на внуковский поселок,
дома в сияньи новогодних свеч.

Потом опять равнина, и в тумане
за огоньками разноцветных дач
шагают вдалеке, как марсиане,
столбы высоковольтных передач.

* * *

Ненастный день на островах,
в пруду цветёт вода зелёная,
покачиваются на волнах
деревьев кроны отражённые.

И к берегу не подойдёшь,
летают чайки над разливами,
а завтра снова будет дождь,
и линии неторопливые

затянут наискось закат,
запляшут над пустыми лодками,
по дальним кровлям застучат
и овладеют околотками.

Под вечер встретившись опять,
приходим к берегу нарошно мы
часами спички зажигать
над сигаретами промокшими,

срывать болотные цветы.
И на вопросы незаметные
что отвечать? поймёшь ли ты,
что я опять не знаю этого.

Быть может дождь всему виной,
и всё пройдёт, лишь солнце выглянет,
и зря колдует надо мной
твоя любовь сплошными ливнями.

* * *

Здесь в деревьях бушует весеннего ветра разгул,
по размокшей тропинке пройду вдоль чугунной ограды.
Собралось воронье черным пеплом на белом снегу
и кричит без конца над пустым Александровским садом.

Прошлогодние листья поникли на тонких ветвях,
осыпаются здесь золотые пылинки заката,
прошлогодние листья, они истлевают в руках,
оставляя на пальцах густой аромат горьковатый.

А над нами щемящий вороний отчаянный крик
и высокие башни на небе уродливо сером.
Снова рядом со мною мой друг, этот турок старик,
давний мой собеседник, он чем-то похож на Бодлера,

он встречался с Вертинским, он был Северянину друг,
он всегда искажает слова старомодных элегий
и читает с намеком на длительность наших разлук:
«Наши встречи редки, как цветенье Виктории-Регии».

* * *

Над полусонным морем в ранний час
стою так долго, что уже не знаю,
встречаю или провожаю вас,
не я ли в этой лодке уплываю,
от синих скал не отрывая глаз…

Там, где сейчас появится рассвет,
морскую гладь не отличить от неба,
там корабля далёкий силуэт;
на месте наших споров и бесед
уходит в воду неподвижный невод.

Потом, когда останемся одни,
припомним то, чего не замечали
и будем средь заботы и печали
благодарить судьбу за эти дни.

164

Герман Гессе

2 июля родился Герман Гессе (1877 — 1962), лауреат Нобелевской премии 1946 года.

Жалоба

Не быть, а течь в удел досталось нам,
И, как в сосуд, вливаясь по пути
То в день, то в ночь, то в логово, то в храм,
Мы вечно жаждем прочность обрести.

Но нам остановиться не дано,
Найти на счастье, на беду ли дом,
Везде в гостях мы, все для нас одно,
Нигде не сеем и нигде не жнем.

Мы просто глина под рукой творца.
Не знаем мы, чего от нас он ждет.
Он глину мнет, играя, без конца,
Но никогда ее не обожжет.

Застыть хоть раз бы камнем, задержаться,
Передохнуть и в путь пуститься снова!
Но нет, лишь трепетать и содрогаться
Нам суждено, — и ничего другого.

Перевод С. К. Апта

Степной волк

Я — волк степной, всё бегу сквозь пургу, ветра гул.
Под слоем снега окрестности точно уснули.
С толстой берёзы испуганный ворон вспорхнул,
Но не видать ни зайчишки нигде, ни косули.
Я так косулю люблю, как просторы бескрайние ветер.
Мне б хоть одну отыскать — не уйдёт от погони!
В зубы возьму её нежно, как-будто в ладони —
Что есть прекрасней косули ещё в этом свете?!
Я бы исполнился нежностью к ней небывалой,
Въелся бы в нежные ляжки её торопливо.
Вволю напился бы крови её светло-алой,
Чтобы потом выть всю ночь над скалой у обрыва.
Я привередлив не слишком — и заяц развеет печали.
Сладкое мясо его так в ночи согревает.
Но все и вся от меня далеко убежали.
Сжалиться жизнь надо мною совсем не желает!?
Хвост мой давно поседел и других в нём волос не осталось.
Зрение стало слабеть — знать судьбина такая.
Годы прошли, как волчица и дети скончались
И я бегу, на бегу о косуле мечтая.
Рысью трушу — хоть бы заяц попался мне в зубы,
Слушаю ветра гуденье в январские трубы.
Выпью со снегом мою раскалённую глотку,
Дьяволу я отнесу мою бедную душу.

1925 – 1926
Перевод А. Равиковича

Последний игрок в бисер

Игрушкой, бисером, рука его полна,
Сидит согнувшись он, вокруг него страна
Войною и чумой разорена, а на руинах
В плюще зеленом вьется рой пчелиный,
И приглушенной музыкой усталость
Охватывает мир, седую старость.
Старик сидит и бусины считает,
То синюю, то белую возьмет,
То по размеру бусы подберет
И для игры в кольце их сочетает.
Когда-то был он мастером игры,
Знал языки и многие искусства,
Не полагаясь только лишь на чувства
Он знал весь мир и много повидал,
И мир его, конечно, тоже знал –
Учениками и друзьями он
Со всех сторон был вечно окружен.
Ну, а теперь его никто не знает –
Не нужен он, он стар и одинок,
Никто к нему не ходит на урок,
На диспуты никто не приглашает.
Нет больше храмов, школ, библиотек,
И отдыхает старый человек
Среди руин, и с бусами в руке –
Они скользят, теряются в песке,
Теперь уж не такие, как в начале,
Когда они так много означали

1938
Перевод Е. Г. Мюнстер

279