7 июля 1932 года родился Владимир Федорович Морозов. Покончил с собой 11 февраля 1959 года.

«Собака». Читает автор

Собака

Теперь она уже почти стара.
Она еще с поры щенячьей помнит
И запах запыленного ковра
И мебель холостяцких тесных комнат.
Хозяина лишь только одного
Она на белом свете признавала.
По вечерам, прильнув к ногам его,
Ему ладонь тяжелую лизала
А ежели ее хозяин к ней
Домой не возвращался
слишком долго,
Она ложилась около дверей,
Лобастая,
похожая на волка.
Вот и теперь:
темнеет, скоро ночь.
Она одна. Стучат часы устало…
Но вдруг — шаги,
такие же точь-в-точь,
Как у ее хозяина.
Привстала,
Прислушалась.
Хозяйский шаг тяжел…
И тут она почуяла тревожно,
Что кто-то за хозяином прошел
Походкой торопливо-осторожной.
Он не один.
С ним женщина пришла.
В красивые глаза нежданной гостьи,
Как искры, вдруг
метнулись из угла
Глаза собачьи, желтые от злости.
Хозяин резким словом, как кнутом,
Обжег ее:
— На место, пустолайка! —
И показал на женщину потом:
— Люби ее. Она твоя хозяйка.
Собака здесь жила немало лет.
Она еще с поры щенячьей помнит,
Как пахнет непокрашенный паркет
И мебель холостяцких тесных комнат,
Как пахнет к сапогам прилипший снег,
Когда домой является хозяин,
Полярный летчик,
сильный человек,
Который так сейчас неузнаваем.
Она привыкла к запаху дохи,
Висевшей там, где надо и не надо…
Но не дохою пахнули духи,
И не паркетом пахнула помада.
Наряд хозяйки необычно пестр,
А голос очень ласковый и мирный:
— Смотри-ка, у тебя красивый пес…
Вот это, понимаю, страж квартирный! —
Но раздалось из дальнего угла
В ответ на это
злобное ворчанье.
Хозяйка за хозяином пошла,
Пожав непонимающе плечами.
Покой квартиры с той поры исчез.
Скрестились, как невидимые шпаги,
Две ревностные силы двух существ:
Любовь жены
и преданность собаки.
Хозяин, теребя короткий ус,
Во время воскресений беззаботных
Присваивал супруге, как индус,
Ласкательные прозвища животных.
И как бы в подтвержденье этих слов,
В ответ она мяукала устало…
А как известно испокон веков,
Собаки кошек любят очень мало.
Да, это так.
Иначе почему ж
Собака оживает, чуя только
Тот день, когда
ее хозяйки муж
В далекий рейс отправится надолго…
В такие дни становится нежней
Хозяйка с ней.
С хозяином — тем паче…
Но мало что на свете есть верней
Врожденной интуиции собачьей.
Хозяйка мужа к двери подведет,
А проводивши,
к зеркалу метнется,
Подправит губы, брови —
и уйдет,
Как в прошлый раз, до ночи не вернется.
Куда уйдет?
К кому уйдет она?
Зачем она уйдет? — не все равно ли!
Собака вновь останется одна
Обдумывать свою собачью долю.
Одной спокойней.
Раз-другой вздохнет,
Припомнив все обиды и тревоги.
Квартиру молчаливо обойдет
И молчаливо ляжет на пороге.
Темнеют окна. Скоро будет ночь.
Она одна. Часы стучат устало…
Но вдруг — шаги.
Такие же точь-в-точь,
Как у ее хозяйки.
Тихо встала,
Настороженно вслушалась она,
Расширились глаза ее, желтея:
Хозяйка шла,
но только не одна,
И только не хозяин шел за нею.
Открылась дверь.
Они вошли вдвоем.
В прихожей выключатель сухо щелкнул…
Хозяйка прошептала:
— Вот мой дом, —
Губам мужчины подставляя щеку.
— Иди за мной. Собака? О, пустяк!
Не беспокойся, это не опасно. —
Собаке же она сказала так:
— Люби его. Он — мой знакомый. Ясно? —
Молчит собака. Узятся глаза.
Пришелец шубу снял,
шагнул,
но тут же
Испуганно шарахнулся назад,
Ударив в дверь спиной своею дюжей.
Надрывно голосил норд-ост в трубе.
Гудел в печи огонь, дрова глотая…
Хозяин, воротясь домой к себе,
Не услыхал ликующего лая.
В дверях встречала грустная жена,
В глазах слезинки робкие застыли:
— Ты знаешь, милый, я поражена…
Вот так случилось… Бешенство… Убили. —
И в голосе сочувственная дрожь.
Жена его за шею обнимает…
Хозяин погрустил,
да делать что ж:
В собачьей жизни
всякое бывает.

341