Стихотворение дня

поэтический календарь

Елена Шварц

17 мая родилась Елена Андреевна Шварц (1948 — 2010).

«Когда лечу над темною водой». Здесь и далее читает автор

* * *

Когда лечу над темною водой
И проношусь над черными лесами,
Нет у меня в карманах ничего —
Табак вразмешку с русскими стихами.

Когда же ангел душу понесет,
Ее обняв в тумане — и во пламя,
Нет тела у меня и нету слез,
А только торба в сердце со стихами.

Но прежде, чем влететь в распахнутый огонь:
Не жги — молю — оставь мне эту малость,
И ангел говорит: оставь ее, не тронь,
Она вся светлым ядом напиталась.

Коляска, забытая у магазина

Ребёнок позабыт в шелку коляски.
Мать утонула в блеске магазина.
На крае сумерек уж появилась ночь.
С кровавой ягодкой влечёт она корзину.
Клубится и мяучит кот,
Фонарь горит над низкою луною,
Лежит младенец под
Чуть наклонённою стеною,
Жива стена, жив шёлк, шуршат пелёнки,
И только нет его, он растворён,
Он ничего не значит,
Как эти крики хриплые вокруг.
Ребёнок чей? Уже давно он плачет.
Они кричат, как птицы надо льдом,
А он, кружася, упадает в прорубь,
Коляску метит, пролетев с трудом
Розовоглазый голубь.
Столпились тени, лёд шуршит газетой,
Но плошка разума светится, не погасла,
Хоть испаряется её святое масло,
Хотя уже дрожит несчастный огонёк
И жалобно клонится.
Но где ж она, родимые сосцы, тепло и свет?
Пора бы появиться
И появляется с авоською она —
Что выплюнуть его на свет решилась,
И весело влечёт скорей туда,
Где сразу всё забылось.
И не заметно ей — младенец растворён
В ночи, как сахара кусочек,
Но он воскреснет вновь, да, выплывет он вновь
До новой тьмы и ночи.

1972

«Свалка».

Свалка

Нет сил воспеть тебя, прекрасная помойка!
Как на закате, разметавшись, ты лежишь
со всклоченною головой
И черный кот в манишке белой колко
Терзает, как пьянист, живот тяжелый твой.
Вся в зеркалах гниющих, в их протресках
Полынь высокая растет —
О, ты — Венеция (и, лучше, чем Венецья),
И гондольером кот поет.
Турецкого клочок дивана
В лиловой тесноте лежит
И о Стамбуле, о кальяне
Бурьяну тихо говорит.
В гниющих зеркалах дрожит лицо июля.
Ворона медленно на свалку опустилась,
И вот она идет надменнее, чем Сулла,
И в цепкой лапе гибель или милость.
Вот персик в слизи, вспухи ягод, лупа,
Медали часть, от книги корешок.
Ты вся в проказе или ты — ожог,
Ребенок, облитый кипящим супом.
Ты — Дионис, разодранный на части
Иль мира зеркальце ручное.
Я говорю тебе — О Свалка,
Зашевелись и встань. Потом,
О монстр, о чудовище ночное,
Заговори охрипло рваным ртом.
Зашевелись и встань, прекрасная помойка!
Воспой — как ты лежишь под солнцем долго,
Гиганта мозгом пламенея, зрея,
Все в разложенье съединяя, грея.
Большою мыслью процвети, и гной
Как водку пей, и ешь курины ноги.
Зашевелись, прекрасная, и спой!
О rosa mystica, тебя услышат боги.

«Поминальная свеча».

Поминальная свеча

Я так люблю огонь,
Что я его целую,
Тянусь к нему рукой
И мою в нем лицо,
Раз ду́хи нежные
Живут в нем, как в бутоне,
И тонких сил
Вокруг него кольцо.
Ведь это дом их,
Скорлупа, отрада,
А все другое
Слишком грубо им.

Я челку подожгла,
Ресницы опалила,
Мне показалось — ты
Трепещешь там в огне.
Ты хочешь, может быть,
Шепнуть словцо мне светом,
Трепещет огонек,
Но только тьма во мне.

149

Андрей Темников

16 мая родился Андрей Анатольевич Темников (1957 — 2006).

* * *

Огонь горел на небесах
И целый день нам жег подошвы
И только вечером в песках
И в потемневших тростниках
Зашарил набежавший дождик
Он только чуть ослабил свет
И позволял под ним сидеть
Потом ходить Блестели боты
Потом надолго растянул
Один и тот же частый гул
И так заладил до субботы
Зачеркивая сад и лес
Как будто знал его отвес
Какой железный дом построить
Какую клетку сделать нам
Чтоб мы сидели по домам
И под зонтом ходили в гости
И мы ходили под зонтом
В великом доме водяном
Под мокрой липой и лещиной
Пион последний пламенел
И мох отважно зеленел
На кладке каменной старинной
Кругом вода была в кругах
Шла по плечам и капюшонам
И задыхалась в сапогах
Не знаю почему но так
В тот дождик было хорошо нам

«Поросшее кресло». Читает автор

Поросшее кресло

Сиденье продавлено там муравейник
И вздрогнул седыми всегда волосками
Присевший на ручку утопленник-пленник
За жалящий край не берутся руками
Особенно этими тише и строже
Тревожней живут не ложатся лакая
На зеркало если на лужу похоже
Плывут в невезеньи и неба не тронут
Ни этого в стеклах ни в бельмах ни позже
Ты знаешь так смотрит не видя и омут
В который вершины уходят отвесно
Их это незнание что они тонут
Его любопытной воде интересно
На дне его медленно-медленно дышит
Большое животное старое кресло
Ему хорошо и никто не опишет
Как сердце огромное в ямах и пятнах
Хорошее тем что сомнения слышит
Умеет укрыться от снов неприятных
Как ветки слепому в лицо набегают
А палочке некогда в сумерках ватных
Какие большие цветы помогают
Найти на обочине это растенье
Стоят и родное лицо настигают
Когда оно рухнет придет исполненье.

Зимние птицы

Иные дни как осы между рам
Атолл на слух но холодно глазам
И спящий доверять ли им не знает
Его постель бугрится по утрам
И ящерица к боку припадает
Седой Марчелло носит на спине
Нагой рюкзак в соломенной копне
Потом кусает яблоко из плоти
А здесь в краю непрорванных плотин
Душа переживает карантин
И киснет кожа в лиственном болоте

Семьей озёр бежит моя игла
Но вот обои мокрого угла
Шевелятся и отвернулся мальчик
И птицей недовольной у стекла
Разбрасывает перья рисовальщик
И не смеется у своих картин
Вчера я белку напоил как Пнин
Из мятой плошки дождик и смеркалось
Наутро принимая светлый вес
Тугой и гибкий развалился лес
И Мастрояни места не осталось

И теснота на помощь нам спешит
Иглой которой ты в мешок зашит
Она другого лечит как китаец
Она шары большие тормошит
И башенкам покажет легкий танец
Ночами сводит кольца звон щелчок
Так убирают локоны со щек
Такой сигнальный блеск для пчёл из улья
Смотри под эти ножницы не раз
Терял ночные локоны рассказ
И отклонялся в сторону безумья

И всё срывалось но хватало сил
Бросаться в хаос день переносил
В пустой квадрат живое беспокойство
И черным клювом эллипсы чертил
Благословляя башенки из кости
Такая теснота любовь сама
Мы погружали важные слова
В холодный блеск её тугой косицы
Разбросанные лодочки влекло
А пальцы попадали под крыло
И зарывались в пух сердитой птицы

Какие слёзы видел я тогда
Глаза в которых жались города
Переживали мнимое сиротство
Матроски разбредались кто куда
За ними шли неловкие матросы
Но воробьев пороховая прыть
Она одна и может объяснить
Как держится ещё моя плотина
Как в сладкой муке у гнилых стропил
Чудесный смех меня заворожил
Сережа Лёня Лена и Полина

109

Николай Львов

15 мая родился Николай Александрович Львов (1753 — 1804).

Портрет работы Д. Г. Левицкого, 1780-е
Портрет работы Д. Г. Левицкого, 1780-е

* * *

Со взором бешеным, неистовым язы’ком —
Так гонит бегуна возжей, кнутом и криком
Бегущий на санях в зеленой шубе хват
За розовым платком услужливой девицы,
Которую пред ним на паре резвой мчат,
Когда извозчики, ударив в рукавицы,
Приметя травлю, вслед «Вазы-вазы!» кричат.

1790

На угольный пожар

Послушай, мать сыра земля,
Ты целый век ничком лежала,
Теперь стеной к звездам восстала,
Но кто тебя воздвигнул? — Я!

Не тронь хоть ты меня, покуда
Заправлю я свои беды,
Посланные от чуда-юда:
От воздуха, огня, воды.

Вода огонь не потушает,
И десять дней горит пожар,
Огонь воды не осушает,
А воздух раздувает жар.

1792

* * *

Когда безграмотны мы были,
В заслугу ставили и то,
Что обезьянами служили
Мы тем, которые ничто.
Теперь мы пишем и читаем,
На сей гитаре заставляем
Плясать и самых плясунов,
Срацин крестил в Чесме Орлов,
Румянцев толковал им веру
И доказал, что нет примеру,
Где б так сильна была купель.
Там русского не дожидала,
Непобедимая, бежала,
Не встретила, не провожала
Пушиста шубная артель.

1796

65