9 октября 1891 года родился Сергей Евгеньевич Нельдихен-Ауслендер. Погиб в 1942 году в ГУЛаге, дата смерти неизвестна.

Еда

К сожалению, мне тоже надо кушать.
Сама природа подражает кушаньям и лакомствам, —
Земля — обеденный стол, уставленный едою.
На, ешь, кушай, жри, шамай, лопай — без вилок и тарелок.
Осенние деревья — клубки цветной капусты в сухарях,
Река — плитка шоколада в серебряной (станиолевой) обертке,
В большом количестве подана приправа-зелень,
Шоссе после дождя намазано зернистою икрою,
Горы — ржаные прозеленевшие краюхи,
А на краюхах лимонным мороженым — снег.
Неизвестно на чей вкус рассчитаны такие бутерброды.
Лощины и овраги — будто ложкой ковырнул проголодавшийся или обожравшийся.
А воздух всюду попахивает селедкой и жженой костью.
Всякая ржавчина селедочно пахнет.
На столе земли всё имеется для нетерпеливого желудка.
Голодный может после сладкого горьким закусить.
Голодные вообще не протестуют!
Со стола земли почти ничего даром не дается.
И живет — значит ест,
А ест — значит кое-что да зарабатывает.

1925

Часы

Самая страшная из вещей — часы,
А я зачем-то на них надеюсь.
«Сейчас иль никогда» — вот как должно «приспичить»,
Чтоб захотелось ухватиться за каждый текущий час.
Желаю побеждать и времена и пространства,
А, извините, обедаю ежедневно в обеденные часы.
Или ты, или я, или каждый девятый
Служим тайными рассыльными у стенных часов.
Как же мы разоткровенничаемся в наших страстях?
Как же мы разоткровенничаемся в наших страстях?

1924

Вредители

Штукатурили, помыли,
Выбелили потолки,
Дырки все, какие были,
Зачинили мастерски.

Всей казармы помещенье
Обновили чистотой.
Знай, — садись за обученье, —
Изучай военный строй.

Но не все серьезны лица, —
Стенка прямо чистый лист.
Как же тут не соблазнится
Молодой кавалерист?

В умывалке и в уборной
Ваньке прямо невтерпеж.
Чертит рожу углем черным:
— Глянь-ка, Гриха, ишь — похож.

Да Марусю вспомнит кстати
И выводит букву «ме»,
Иль валяется в кровати
С сапожищами в дерьме.

Как уборку тут ни делай
По казарме каждый раз,
Нету стенки чистой, целой
В помещении у нас.

Хоть и койки убираем,
Выбиваем тюфяки,
Всё же дух несет сараем,
Просто вешай котелки.

Поживут себе два года,
А потом — айда, прощай,
После ихнего ухода
Не казарма, а сарай.

Портят праздные ребята,
Бесполезен им урок.
А казарма, вспомнить надо,
Ведь народное добро.

<1926>

* * *

Ко мне заходят вечерами дети.
Я угощаю их, шучу, вожусь.
Девятилетний сын моих соседей,
Засовывая мармеладки в рот,
Подумав, глуповато мне признался:
— А мы хотели, чтоб ты, дядя, умер, —
Тогда забрали б мы твою кровать,
Твои конфеты, — всё бы нам осталось. —
Я ничего, конечно, не ответил.

1928

127