9 сентября 1903 года в Петербурге родился Лев Николаевич Гомолицкий. Скончался 22 декабря 1988 года в Лодзи.

* * *

Меня обжег в земной печи Господь
и эту форму глиняную — плоть
наполнил кровью терпкой и дыханьем,
и стал я телом, стал я трепетаньем,
и стал я тайной.
Бог, целуя в рот
людей случайных, строго подает
сосуд им этот трепетного тела,
но нет ни праздным, ни спешащим дела
до тайн Господних.
И среди дорог
уж что-то понял замолчавший Бог.
Миг — и в руке божественной дрожащий
сосуд мой с кровью теплой и кричащей
вдруг выскользнет на камни мостовой
и разлетится вдребезги…
И мой
огонь и трепет с неоткрытой тайной —
все станет глиной вновь первоначальной.

* * *

Ребенком я играл, бывало, в великаны: ковер в гостиной помещает страны, на нем разбросаны деревни, города; растут леса над шелковинкой речки; гуляют мирно в их тени стада, и ссорятся, воюя, человечки.

Наверно, так же в пене облаков с блестящаго в лучах аэроплана парящие вниманьем великана следят за сетью улиц и садов, и ребрами оврагов и холмов, когда качают голубыя волны крылатый челн над нашим городком пугающим, забытым и безмолвным, как на отлете обгоревший дом.

Не горсть надежд безпамятными днями здесь в щели улиц брошена, в поля где, пашня, груди стуже оголя, зимой сечется мутными дождями.

Свивались в пламени страницами года, запачканные глиной огородов; вроставшие, как рак, в тела народов и душным сном прожитые тогда; — сценарии, актеры и пожары — осадком в памяти, как будто прочитал, разрозненных столетий мемуары.

За валом вал, грозя, перелетал; сквозь шлюзы улиц по дорожным стокам с полей текли войска густым потоком, пока настал в безмолвии отлив.

Змеится век под лесом вереница, стеной прозрачной земли разделив: там улеглась, ворочаясь, граница.

* * *

в дни истребления народа
они сидели в темноте
и спор вели: что зло на свете
– один сказал устало: жизнь
другой сказал с гримасой: чувства
гнездятся в чувствах страхи боль
а третий возразил им: память
не надо помнить лучших лет
там девочка была – в то время
ещо не отняли детей –
она сказала строго: роги
у зла острющие и хвост
– тут дверь пробитая прикладом
распалась и ворвалась та
кого они не помянули
ни разу между смертных зол
собравшись вскоре под землею
продолжить диспут мертвецы
они по-прежнему остались
при разных мнениях о зле

* * *

капрал был рыцарь и настолько
что дамам выйти приказал
мужчины же с открытой плотью
пред ним построившись прошли
так был ещо один упрямец
открыт и тут же истреблен –
преступник родился пади ты!
а быть убитым не хотел

* * *

на камне черством он сидит
травинку мертвую срывает
у ног его по спинам плит
песок шипя переползает
но проницает смертный взгляд
светило камень и травинку
и тайны внешние томят
скудельную господню глинку
и хоть подобен он живым
и грешен и умен и тленен
безблагодатен неблаженен
они сторонятся пред ним
страшатся как засветной тени
а он сидит глаза смежив
в сиянии осенней сени
ещо не мертв уже не жив

82