Стихотворение дня

поэтический календарь

Леонид Иванов

30 ноября родился Леонид Викторович Иванов (1944 — 2014).

С. Горюнов, В.  Мотрич, Л.  Иванов.
Харьков, 1975. Фото М. С. Басова

ΨЫ

For Ю. Л.

У райских врат парит архангел-птах
У адских врат царит цепной церебрум

На стогнах Рима пепелеют маки
Блудят кометы в зёрнах звёздной ржи
Пасуют гуси — Рим пасут собаки
Тревожно спят хоромы и бараки —
Сторожевые псы не спят во мраке
Мир бороня от порчи и парши

Истлев, дорожных карт линяют знаки
И тяжелеют веки мудрых сов —
Сторожевые псы не спят во мраке,
Блюдя устой осей и полюсов

Учуя зов зловещих голосов
Скулят вразброд придворные собаки
И вторит им проворно вой низов

Сторожевые псы не спят во мраке
Им нипочём тягучий зов часов
Остерегись их яростной атаки —
Рот на замок и двери на засов.

* * *

В мерцанье шума городского
Под гнётом мёртвых пирамид
В раскопах сна тот не раскован
Кто добровольно не убит

Но дезертиру гороскопы
Ночного неба не солгут —
Для самовольного холопа
Есть у владык и цепь и кнут

И истинный беглец однажды
Отыщет выход и исход
В колодец сна скользнув как Гаршин
Шагнувший в лестничный пролёт

Август 1983

* * *

Внезапно о себе напомнила зима.
Ночные облака вдруг вмиг как ветром сдуло
И острая луна по лужам полоснула
И залил мёртвый свет и лица и дома.

Нет в лабиринте стен спасительного лаза
Пусть мотыльки летят на тот запретный свет
Нам остаётся ждать, когда воскресший Лазарь
Для преданных теней откроет лазарет.

А небо и луна — всё это только снится
И тот и этот свет равно сошли с ума
Стена, стена, стена…
А может, мир — больница?
А может просто боль,
Не Ницца, а тюрьма?

* * *

Когда незрячий воздух рассечёт
Топор ладони, падая как кречет
Слепой историограф обеспечит
Всем смертным послежизненный учёт.
Сквозь пальцы глядя — время не течёт.

В песок пустыни воля кости мечет
Оазис сна кочевника влечёт
Слепой игрок играет в чёт и нечет
И слепень жажды жалит и печёт

Жестокость боли жалует и лечит
Неровен час, но непрерывен счёт:
Ручное время нам противоречит

Лишь смерть улыбкой нас очеловечит
Сравняв в правах бесчестье и почёт

32

Анна Глазова

Сегодня день рождения у Анны Саркисовны Глазовой.

* * *

нашло лезвие на остриё
масло на ножны
воздух упал в пропасть
и она его ест

крутится по дому
местное из мест
ветер точит лопасть
о свою же кожу

свет разгребаешь как каштаны в огне
и тень со стеклом сливается в шатком окне

* * *

в темноте перегона
на червивой доске
картами мира
играли
два любителя ехать.

в их ладони
лежала, с надломом,
фуражка,
проводник искал стрелку,
рельс и костыль,
непокрытый король.

меж вагонов, вслепую,
на чёрном колене,
гадальной колодой
из штанины вокзальной воровки,
на провод, на холод
и на дырку в кармане воровки.

* * *

и в этом голубином зрелище,
ты так думаешь, будет нам место?
кто уступит? кто со временем
стали призраком общего места.
те, чей призрак, весь на один,
перестал появляться, стал призрак.

и чего не приснится под этим-то сирым небом.
между делом и не́делом: слушаю. да.
ты, опивки синего моря в пластмассовой раковине,
говори мне. шёпот пены на пиве.

не сошлют и на море.
и туда теперь можно ведь дозвониться.
пить, пить, солёной воды из-под крана,
как мак и как память, замолчи меня,
Тихон, «не могу говорить», повторял ты,
не могу говорить.

* * *

взять лекало и крыть
топкую голубятню, волчарню,
отпечатками голубей,
где у зверей
твёрдая пища, и не поломать голубых зубов
плотною черепицей
как чаща,
вяленой рыбой и торсом,

и собрать, собрать черенки,
в лысую шкуру
и щебень,
щебень и
черенки расколовшейся тверди,
разошедшейся, расколовшейся хляби.

взять лекало и крыть.

* * *

прошло девять месяцев
мышь рожает гору
целая цепь гор
ползут к горизонту
столпились у моря

давай дышать
быть
не мышь не гора
облака проползают по небу
червяки проползают в земле
и оставь им небо,
небесным

* * *

яблоки, двое, повисли
среди расщеплённой стены.
падать некуда: тяжесть пропала
в сердцевине скалы.
сквозь труху у проёма
рвётся, рвётся дичок.
обе ветки прогнулись от звука.

если полость тумана нежна,
то в неё упадём.

32

Константин Симонов

28 ноября родился Кирилл (Константин) Михайлович Симонов (1915 — 1979).

* * *

Плюшевые волки,
Зайцы, погремушки.
Детям дарят с елки
Детские игрушки.
И, состарясь, дети
До смерти без толку
Все на белом свете
Ищут эту елку.
Где жар-птица в клетке,
Золотые слитки,
Где висит на ветке
Счастье их на нитке.
Только Дед-Мороза
Нету на макушке,
Чтоб в ответ на слезы
Сверху снял игрушки.
Желтые иголки
На пол опадают…
Все я жду, что с елки
Мне тебя подарят.

Май 1941

«Жди меня». Читает автор. Берлин, 7 мая 1945

* * *

В. С.

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

1941

* * *

Словно смотришь в бинокль перевернутый —
Все, что сзади осталось, уменьшено.
На вокзале, метелью подернутом,
Где-то плачет далекая женщина.
Снежный ком, обращенный в горошину, —
Ее горе отсюда невидимо;
Как и всем нам, войною непрошено,
Мне жестокое зрение выдано.
Что-то очень большое и страшное,
На штыках принесенное временем,
Не дает нам увидеть вчерашнего
Нашим гневным сегодняшним зрением.
Мы, пройдя через кровь и страдания,
Снова к прошлому взглядом приблизимся.
Но на этом далеком свидании
До былой слепоты не унизимся.
Слишком много друзей не докличется
Повидавшее смерть поколение.
И обратно не все увеличится
В нашем горем испытанном зрении.

1941

* * *

Стекло тысячеверстной толщины
Разлука вставила в окно твоей квартиры,
И я смотрю, как из другого мира,
Мне голоса в ней больше не слышны.
Вот ты прошла, присела на окне,
Кому-то улыбнулась, встала снова,
Сказала что-то… Может, обо мне?
А что? Не слышу ничего, ни слова…
Какое невозможное страданье
Опять, уехав, быть глухонемым!
Но что, как вдруг дана лишь в оправданье
На этот раз разлука нам двоим?
Ты помнишь честный вечер объясненья,
Когда, казалось, смеем все сказать…
И вдруг — стекло. И только губ движенье,
И даже стука сердца не слыхать.

1946

101