Стихотворение дня

поэтический календарь

Вера Полозкова

* * *

теперь не город, но театр теней.
смиренный, словно в первую субботу.
душа чуть дышит, а господь над ней
вершит необходимую работу:

еще чуть-чуть — в ознобе и в поту
она преодолеет слепоту.

позволить боли лакомиться всласть.
позволить смерти облизать посуду.
светиться там, где тьма уже повсюду,
где ненависть единственная власть —

быть голос, ветер, чистая вода,
поющая «так будет не всегда».

у нас есть что-то, что ни палачу,
ни бонзе не добыть, ни фарисею:
внесут дитя, как легкую свечу,
и вдруг сиянье над округой всею —

тележное, в полнеба, колесо.
вдохнуть поглубже да умыть лицо.

придется петь, когда отменят звук.
прощать, пока не загустеет воздух,
и докторов целительных наук
растить-лелеять в ненадёжных гнёздах:

весь этот черствый ядовитый бред
на мелкий перемалывая свет.

увидишь, радость, эта маета
когда-нибудь потонет в общем смехе.
пока крепи тряпичный шлем у рта,
натягивай картонные доспехи,

и — ну конвой с драконьей головой
дразнить весёлой песней боевой

8 апреля 2020

73

Михаил Яснов

8 января родился Михаил Давидович Гурвич (1946 — 2020).

Зимняя сказка

Шел солдат по батарее
Парового отопленья,
Нёс военные трофеи –
Лист капустный и печенье,
А навстречу
В шлеме смятом
С ним на битву мчался конник…
А потом они с солдатом
Взобрались на подоконник.
Посмотрели –
А снаружи
Ветер воет, снег пуржится.
До земли промерзли лужи.
На карнизе стынет птица.
Позабыли про трофеи,
Про победы-пораженья –
Взять бы птицу
К батарее
Парового отопленья!
Тот в стекло мечом стучится,
Этот –
Пикою железной.
Встрепенулась крошка-птица,
Оглянулась –
И исчезла…
И всю ночь стояли рядом
И в окно глядели грустно
Храбрый конник в шлеме смятом
И солдат с листом капустным.

<1991>

Отрочество. Новый год

Застрявшая в прошлом картина
с намеком на поздний рассказ:
безногая девочка Зина
жила в переулке у нас.

Ходила с клюкой и обидой,
смертельной обидой калек.
С хорошею девочкой Лидой
она не встречалась вовек.

Хороших у нас не бывало —
ну, разве что в книжке засек;
продажная девочка Алла,
да спившийся мальчик Васек.

Кто вырос, кто сразу на вынос.
Как прожитый век ни шерсти,
сегодня поди созови нас —
очнется один из шести.

Не то чтобы тихо и кротко,
но жизнь не пуская вразнос,
я страшное слово “слободка”
в себе, словно пулю, пронес.

А все еще вижу невинный,
тот давний туман и дурман:
с безногою девочкой Зиной
сквозь линзу глядим на экран

и детского ищем резону,
о чем-то беззвучно моля
звезду, осветившую зону
над Спасскою вышкой Кремля.

Открытие станции

Мне девять лет. Построено метро.
Там, под землей, хрустальные колонны.
Ждут поезда. Вокруг от глаз пестро,
и ватники чисты и окрыленны.

Толпа готова перейти на крик,
а кто-то в давке охает и стонет.
Все счастливы, как будто в этот миг
в гробу хрустальном Сталина хоронят.

Колыбельная для мизинчика

Однажды мизинец
Пошел в магазинец
И каждому братику
Выбрал гостинец:
Большому пальцу —
Шарик на нитке,
Указательному —
Открытки,
Среднему —
Кукольного человечка,
Безымянному пальцу —
Колечко,
А себе, родному, —
Дрему…
До чего же приятный
Гостинчик —
Засыпай поскорее,
Мизинчик!

115

Сергей Гандлевский

Сегодня день рождения у Сергея Марковича Гандлевского.

1975

«Мы знаем приближение грозы». Читает автор

* * *

Мы знаем приближение грозы,
Бильярдного раскатистого треска, —
Позвякивают ведра и тазы,
Кликушествует злая занавеска.
В такую ночь в гостинице меня
Оставил сон и вынудил к беседе
С самим собой. Педалями звеня,
Горбун проехал на велосипеде
В окне моем. Я не зажег огня.
Блажен, кто спит. Я встал к окну спиной.
Блажен, кто спит в разгневанном июле.
Я в сумерки вгляделся — предо мной
Сиделкою душа спала на стуле.
Давно ль, скажи, ты девочкой была?
Давно ль провинциалкой босоногой
Ступни впервые резала осокой,
И плакала, и пела? Но сдала
И, сидя, спишь в гостинице убогой.
Морщинки. Рта порочные углы.
Тяжелый сон. Виски в капели пота.
И страшно стало мне в коробке мглы —
Ужели это все моя работа!
С тех пор боюсь: раскаты вдалеке
Поднимут за полночь настойчиво и сухо —
На стуле спит усталая старуха
С назойливою мухой на щеке.
Я закричу, умру — горбун в окне,
Испуганная занавесь ворвется.
Душа вздрогнет, медлительно очнется,
Забудет все, отдаст усталость мне
И девочкой к кому-нибудь вернется.

1976

* * *

Я был зверком на тонкой пуповине.
Смотрел узор морозного стекла.
Так замкнуто дышал посередине
Младенчества — медвежьего угла.
Струилось солнце пыльною полоской.
За кругом круг вершила кровь по мне.
Так исподволь накатывал извне
Вpемен и судеб гомон вавилонский,
Но маятник трудился в тишине.

Мы бегали по отмелям нагими —
Детей косноязычная орда, —
Покуда я в испарине ангины
Не вызубрил твой облик навсегда.
Я телом был, я жил единым хлебом,
Когда из тишины за слогом слог
Чудное имя Лесбия извлек,
Опешившую плоть разбавил небом —
И ангел тень по снегу поволок.

Младенчество! Повремени немного.
Мне десять лет. Душа моя жива.
Я горький сплав лимфоузлов и Бога —
Уже с преобладаньем божества…

…Утоптанная снежная дорога.
Облупленная школьная скамья.
Как поплавок, дрожит и тонет сердце.
Крошится мел. Кусая заусенцы,
Пишу по буквам: «Я уже не я».
Смешливые надежные друзья —
Отличники, спортсмены, отщепенцы
Печалятся. Бреду по этажу,
Зеницы отверзаю, обвожу
Ладонью вдруг прозревшее лицо,
И мимо стендов, вымпелов, трапеций
Я выхожу на школьное крыльцо.
Пять диких чувств сливаются в шестое.
Январский воздух — лезвием насквозь.
Держу в руках, чтоб в снег не пролилось,
Грядущей жизни зеркало пустое.

1974

157