Вчера был день рождения у Елены Элтанг.

пушкин trip

поэзиядолжнабытьglueпоэзиядолжнабытьvata
скосив зеницы на иглу мой спутник молвил виновато
не разрешать не утешать а клеить рукописи рваной
края и в мертвый рот дышать и хлопком забивая рану
облиться вишней дочерна и пересохнуть всей гортанью
и к малой помощи вина прибегнув выдрать состраданье

поэзия тебе должна? долженствованье неоплатно
когда пустившись в путь одна ты понимаешь что обратно
дороги нет но нет и дна — нет ада слышишь ариадна
твоих тесеев имена здесь украшают вход парадный
и то что держишь ты за нить о шелкопрядка бедолага
ни удержать ни удлинить а дальше чистая бумага

usque ad finem

Мне не по росту выдали тебя.
Ты мне велик, свободен, безразмерен,
но я молчу, вязанье теребя,
о мой язык, ты так в себе растерян,
что я вяжу, я — связь, я вязкость дня
тебе должна навязывать, иначе
чужим пальто ты свалишься с меня,
и я вяжу, так просто напортачить:
петля скользнет, погнется ли крючок,
и все не в лад, хоть тресни от досады,
а мне бы сладкий, быстрый язычок,
в котором нет ни опия, ни яду,
о как бы с ним мы жили без забот,
всё изведя постылое вязанье,
язык любя, язык пуская в ход
для экивоков, легких, как лобзанье,
для тех бесед, что заполночь, что всласть,
для тех, что под шато, сотерн, малагу,
когда б не эта сумрачная власть,
как поводок, без коего ни шагу,

о как бы я бесстыдно сорвалась

перебирать

Боли голова, поколе горят волоса.
В. Даль

перебирать неспелую бруснику
над деревянным дедовым лотком
cлыть вероникой но остыть и сникнуть
небесный волос спрятав под платком
перебирать приданым червоточным
как войлок молью траченных чулок
всей прошлогодней выморочной почты
цветущий почерк писарский и слог

того гляди торговец разноглазый
бог мелочей заявится во двор
перебирая перышки и стразы
прядя крутя галантный разговор
всучит на поднизь бисер негодящий
а приберет смеясь четвертачок
глаз янычарский светит как из чащи
и западает клавишей зрачок

* * *

дитя моё нас ожидает ад
нас не полюбят нас уже не любят
за то что мы с тобой шаман и бубен
харон и лодка конь и конокрад
с какого дня мы знаем: небеса —
наш прежний флигель малая морская
где вероника сушит волоса
над газовой конфоркой распуская
еще наверно токсово во мхах
где ты была ужиной королевой
и твой отец носил нас на руках
тебя на правой а меня на левой
с какого дна мы смотрим в эту синь
уверены что смотрят в нас оттуда
отец и дом и лодка и запруда?
но нету сил вглядеться нету сил

Август

1

Еще ты вспоминаешь жаркий день,
Зарей малины крытый, шубой лисьей,
И на песке дорожном видишь тень
От дуг, от вил, от птичьих коромысел.

Еще остался легкий холодок,
Еще дымок витает над поляной,
Дубы и грозы валит август с ног,
И каждый куст в бараний крутит рог,
И под гармонь тоскует бабой пьяной.

Ты думаешь, что не приметил я
В прическе холодеющую проседь, —
Ведь это та же молодость твоя, —
Ее, как песню, как любовь, не бросить!

Она — одна из радостных щедрот:
То ль журавлей перед полетом трубы,
То ль мед в цветке и запах первых сот,
То ль поцелуем тронутые губы…

Вся в облаках заголубела высь,
Вся в облаках над хвойною трущобой.
На даче пни, как гуси, разбрелись.
О, как мычит
Теленок белолобый!

Мне ничего не надо — только быть
С тобою рядом
И, вскипая силой,
В твоих глазах глаза свои топить —
В воде их черной, ветреной и стылой.

2

Но этот август буен во хмелю!
Ты слышишь в нем лишь щебетанье птахи,
Лишь листьев свист, — а я его хвалю
За скрип телег, за пестрые рубахи,

За кровь-руду, за долгий сытый рев
Туч земляных, за жатву и покосы.
За птиц, летящих на добычу косо,
И за страну,
Где миллион дворов
Родит и пестует ребят светловолосых.

Ой, как они впились
В твои соски!
Рудая осень,
Будет притворяться.
Ведь лебеди летят с твоей руки,
И осы желтые
В бровях твоих гнездятся.

3

Сто ярмарок нам осень привезла —
Ее обозы тридцать дён тянулись,
Все выгорело золотом дотла,
Все серебром,
Все синью добела…
И кто-то пел над каруселью улиц…

Должно быть, любо августовским днем,
С венгерской скрипкой, с бубнами в России
Плясать дождю канатным плясуном!
Слагатель песен, мы с тобой живем,
Винцом осенним тешась, а другие?
Заслышав дождь, они молчат и ждут
В подъездах, шеи вытянув по-курьи,
У каменных грохочущих запруд.

Вот тут бы в смех
И разбежаться тут,
Мальчишески над лужей бедокуря.
Да, этот дождь, как горлом кровь, идет
По жестяным, по водосточным глоткам,
Бульвар измок, и месяц, большерот.
Как пьяница, как голубь, город пьет,
Подмигивая лету и красоткам.

4

Что б ни сказала осень, — все права.
Я не пойму,
За что нам полюбилась
Подсолнуха хмельная голова,
Крылатый стан его и та трава,
Что кланялась и на ветру дымилась.

Не ты ль бродила в лиственных лесах
И появилась предо мной впервые
С подсолнухами, с травами в руках,
С базарным солнцем в черных волосах,
Раскрывши юбок крылья холстяные!

Дари, дари мне рыжие цветы!
Зеленые
Прижал я к сердцу стебли.
Светлы цветов улыбки и чисты —
Есть в них тепло
Сердечной простоты.
Их корни рылись в золоте и пепле!

5

И вот он, август! С песней за рекой,
С пожарами по купам, тряской ночью
И с расставанья тающей рукой,
С медвежьим мхом и ворожбой сорочьей.

И вот он, август, роется во тьме
Дубовыми дремучими когтями
И зазывает к птичьей кутерьме
Любимую с тяжелыми ноздрями,
С широкой бровью, крашенной в сурьме.

Он прячет в листья голову свою —
Оленью, бычью. И в просветах алых,
В крушеньи листьев, яблок и обвалах,
В ослепших звездах я его пою!

Август 1932, Кунцево