23 августа родился Лев Адольфович Гольдберг [Озеров] (1914 — 1996).

* * *

Тут действует не память. Что-то третье,
Незнаемое, что-то от тоски,
Легчайшее, как выдох междометья,
Летучее, как взмах руки.
Тут действует не память. Что-то вроде
Беспамятности. Что-то от беды,
Когда в неволе тянешься к свободе
И жизнь свою клянешь на все лады.
Тут действует не память, а наитье,
Слепая страсть, усталость от забот,
Когда мельканье мотылька — событье,
А влажный ветерок — переворот.

* * *

Усталость или отчужденье,
Или замучила жара,
Или в душе твоей смятенье —
Не разобрался я вчера.

В преувеличенном вниманье,
С которым слушала меня,
Определилось пониманье
Другому отданного дня.

В предупредительности явной
Сквозил — отчетлив не вполне —
Предмет твоей заботы главной,
Что адресована не мне.

Но перед сном и на рассвете,
Когда сходила тень с земли,
Вдруг смутные догадки эти
Лицо тревоги обрели.

Не заговор и не злодейство,
Но из разрозненных примет
Само собой слагалось действо
Последних трех с излишком лет.

Есть у тебя такое свойство:
Незримо, маленькой рукой
Творить большое беспокойство,
Внушая волю и покой.

1966

* * *

Сирень задыхается. Небо набухло.
В утробе его разухабисто бухало.
Везде, как возмездье, гроза назревала,
И мир был подобен ущелью Дарьяла:
Навалы породы, и горы, и годы,
И в трещинах молний — загадка природы,
И груды сирени с веселою злостью
Вверху повторились, плывущие гроздья
Дымящихся туч загорались от молний.
И мир был начального часа безмолвней —
Ни слов, ни названий, ни определений,
Грозы бесновался разгневанный гений,
Сдвигая пространства, смещая понятья.
Ни благословенья ему, ни проклятья,
А — радость природы, разрядка и роздых —
На гроздьях сирени настоянный воздух.

1971

* * *

С далеких лет тоска по мастерской —
Как зуд в костях, как жажда и как голод.
Бредет бродяга со своей тоской,
Работы просят руки, звонок голос,
Поет душа, но где он, твой верстак,
Любой зазубриной любим до боли?
Не мастер ты, всего лишь так, мастак,
Любитель, обожатель, но не боле.
А мастер кто? С младенчества, с утра
На стол кладет он набожные руки,
И прежде чем сказать себе: «Пора!» —
Уже он слышит правильные звуки
Колес и шелест приводных ремней.
О, мастерская! Я с любым поспорю,
Что вездесущая тоска по ней
Сильнее, чем по дому и по морю.

1964

* * *

Я видел степь. Бежали кони.
Она подрагивала чуть
И элеватора свечу
Держала на своей ладони.

И зелень в синеву лилась,
И синь легла на все земное,
И устанавливалась связь
Меж степью, высотой и мною.

Та связь была, как жизнь, прочна.
И только туча дымной пыли,
Которую копыта взбили,
Была от нас отделена.

1932

70