Год назад скончался Алексей Петрович Цветков (1947 — 2022).

ночью

от села невесела с того ли крылечка
ставни наперекос по двору куры востры
скок-поскок только смерклось старичок-калечка
стук-постук кривой клюкой о пустые вёрсты
узелок приторочил в узелке заначка
гнать взашей стыдный страх исчезни луна в туче
а за ним опрометью малая собачка
хоть неказист человек а свой с ним-то лучше
вот идёт калечка лугом семенит бором
ягоду ли берёт гриб ни гроша не давши
в пуще лешие в крик русалки в пруду хором
чуть хлебнёт из горлышка и шасть себе дальше
чу не мент ли из-за бугра шагами тяжко
послушно лезет в узел где печать на ксиве
справка из диспансера нужная бумажка
ан нет является ему сам господь в силе
стой говорит калечка ничего не бойся
глаза огнём палят борода снег на брюхе
говорит зычно но голоса нету вовсе
понятно без голоса просто слова в слухе
вот говорит господь лес поляна вот речка
в лесу лоси сохаты на лугах покосы
счастлив ли ты на такой дороге калечка
или ещё что-нибудь сочинить для пользы
старичок в ответ а что кому ещё нужно
тут говорит чуть вбок уйма грибов и ягод
когда не подерёмся живём даже дружно
люди как проспятся довольны ну и я вот
и доволен что бог а не мент участковый
и уже идти дальше погоняет ногу
только вдруг внизу трава шелестит по новой
и собачка изо всех сил говорит богу
сделай просит господи и для меня тоже
чтоб и я собачка была на свете рада
сотвори другой мир а не нынешний боже
пусть жизнь в нём окажется не беда а правда
нет говорит бог не для тебя творил время
не для тебя пространство небо с лёгким паром
тебе говорит бог собачка волчье семя
ни дам ни отниму живи как жила даром
и пошёл себе не страшный но шибко гордый
вот выпадает роса скоро овсы в колос
калечка с заначки ослаб весь лежит мёртвый
собачка сидит рядом и воет и воет в голос

12 мая родился Юрий Осипович Домбровский (1909 — 1978).

Убит при попытке к бегству

Мой дорого́й, с чего ты так сияешь?
Путь ложных солнц — совсем не лёгкий путь!
А мне уже неделю не заснуть:
Заснёшь — и вновь по снегу зашагаешь,
Опять услышишь ветра сиплый вой,
Скрип сапогов по снегу, рёв конвоя:
«Ложись!» — и над соседней головой
Взметнётся вдруг легчайшее сквозное,
Мгновенное сиянье снеговое —
Неуловимо тонкий острый свет:
Шёл человек — и человека нет!

Убийце дарят белые часы
И отпуск в две недели. Две недели
Он человек! О нём забудут псы,
Таёжный сумрак, хриплые метели.
Лети к своей невесте, кавалер!
Дави фасон, показывай породу!
Ты жил в тайге, ты спирт глушил без мер,
Служил Вождю и бил врагов народа.
Тебя целуют девки горячо,
Ты первый парень — что ж тебе ещё?

Так две недели протекли — и вот
Он шумно возвращается обратно.
Стреляет белок, служит, водку пьёт!
Ни с чем не спорит — всё ему понятно.
Но как-то утром, сонно, не спеша,
Не омрачась, не запирая двери
Берёт он браунинг.
Милая душа,
Как ты сильна под рыжей шкурой зверя!
В ночной тайге кайлим мы мерзлоту,
И часовой растерянно и прямо
Глядит на неживую простоту,
На пустоту и холод этой ямы.
Ему умом ещё не всё обнять,
Но смерть над ним крыло уже простёрла.
«Стреляй! Стреляй!» В кого ж теперь стрелять?
«Из горла кровь!» Да чьё же это горло?
А что, когда положат на весы
Всех тех, кто не дожили, не допели?
В тайге ходили, чёрный камень ели,
И с храпом задыхались, как часы.
А что, когда положат на весы
Орлиный взор, геройские усы
И звёзды на фельдмаршальской шинели?
Усы, усы, вы что-то проглядели,
Вы что-то недопоняли, усы!

И молча на меня глядит солдат,
Своей солдатской участи не рад.
И в яму он внимательно глядит,
Но яма ничего не говорит.
Она лишь усмехается и ждёт
Того, кто обязательно придёт.

<1949>

Мария Рильке

Выхожу один я из барака,
Светит месяц, желтый как собака,
И стоит меж фонарей и звезд
Башня белая — дежурный пост.
В небе — адмиральская минута,
И ко мне из тверди огневой
Выплывает, улыбаясь смутно,
Мой товарищ, давний спутник мой!
Он — профессор города Берлина,
Водовоз, бездарный дровосек,
Странноватый, слеповатый, длинный,
Очень мне понятный человек.
В нем таится, будто бы в копилке,
Все, что мир увидел на веку.
И читает он Марии Рильке
Инеем поросшую строку.
Поднимая палец свой зеленый,
Заскорузлый, в горе и нужде,
«Und Eone redet mit Eone»
Говорит Полярной он звезде.
Что могу товарищу ответить?
Я, делящий с ним огонь и тьму?
Мне ведь тоже светят звезды эти
Из стихов, неведомых ему.
Там, где нет ни времени предела,
Ни существований, ни смертей,
Мертвых звезд рассеянное тело,
Вот итог судьбы твоей, моей:
Светлая, широкая дорога, —
Путь, который каждому открыт.
Что ж мы ждем?
Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит…