Стихотворение дня

поэтический календарь

Анри Волохонский

19 марта родился Анри Гиршевич Волохонский (1936 — 2017), автор легендарного «Рая» («Над небом голубым»).

Чайник — чаю

Торжественный сосуд для аромата
Я, Чайник, — храм, ты Чай в нутре моем
Во мраке сферы паром напоен
Рождаешься с фонтаном цвета злата.

Взлетишь, журча, так словно мы поем
Наполнишь чаши влагой горьковатой
И вот уже пуста моя палата
И хладен мой сферический объем.

Пусть так — но тайну моего рожденья
Мне много раз дано переживать
Я глиной мог бы где-нибудь лежать

Кого ж благодарить за наважденье
Кто дал мне жизнь, кто дал мне наслажденье
Тебя во мне назначив содержать?

Чай — чайнику

Знай — Мастер тот, кто ловкими руками
Великолепной формою облек
Мои дары, на глиняные ткани
В огне накинув пламенный венок

В глазурный блеск преобразив песок
В цветах стекла взрастив растертый камень,
Закончил труд и на ковре прилег
Меня смакуя мелкими глотками

И вот тебе ответ на твой вопрос —
Кто ведают меня — те и тебя творят
Ты дивен друг, твой гордо вздернут нос

Как вензель крышечка, твоя как крендель ручка
Мужи безмолствуют, а дамы говорят:
«Какая прехорошенькая штучка».

26 апреля 1971

Жалоба другу,
который ему давно не писал

В пустыне селезнем порожней
В траве кузнечиком пустой
В без творога ватрушке ложной
В душе раздумьями несложной
В душе простой и нетревожной
Любовь единственный устой.
Она единственное благо
Она осмысленная влага
Она для нашей жизни редкость
Пойми чему ты ей обязан —
Она есть средство вспомнить местность
С которой ты был прежде связан
Тревогой трепетного детства.

Внутри у каждого есть кузов
Воспоминаньем небогатый
Спеши туда, он твой вожатый
Туда — вагоном без прицепа
Спеши верблюдом не без груза
Одолевая взгляда узость
Стеклом для глаз различных цветом
Любовь — как шторм, но он некрепок
Так пусть взаимности напиток
Хотя б размерами с наперсток
Вольется в чан с настоем репы
Примером скудной продразверстки
И на березовом пеньке
Взойдут красивые подростки
Каждый в шляпе и в венке.

В пустыне селезнем порожней
Один обычай есть английский:
Чтоб поселенца не тревожить
Ему не отправляют писем
Ему не отравляют душу
Фальшивым кексом безизюмным
Чтоб он свои лишь песни слушал
Над миром одиноко высясь
От мира духом независим
И был своим лишь предан думам —
Таков обычай благородный
В пустыне селезнем порожней.
Ведь это право по-ирландски:
Линкор любви по волнам пляски
Пусть бороздит чужие мели
Чужой комар на ландыш ласки
Летит трубя про эту прелесть
Звенит летя на эту крепость
Как вестник грустный и крылатый
В пустыне уткой небогатой.

В пустыне кряканьем несытой
В пустыне лебедем неполной
В пустыне аисту негодной
С отверстой раной и открытой
Лежу открытый пыльным волнам
Где ветерок гуляет южный
В пустыне журавлю ненужной…
Лежу. В руках последний свиток
Моей любви несчастной слиток
Моей души прекрасной сверток
Хоть он размерами с наперсток
И жду пока он будет сверстан.

О путешественник! По верстам
Когда ты меришь караваном
Межгробовые промежутки
Склонись душой к причуде странной
И мыслью околдован жуткой
Нагнись к моей могиле узкой —
Вонзи в нее перо из гуся
Из замечательного гуся
Столь чуждого пустынным фавнам.

199

Стефан Малларме

18 марта родился Стефан Малларме (1842 — 1898). Мы хотим предложить вашему вниманию два его поздних стихотворения «Brise marine» и «Les fleurs» в переводах Ольги Александровны Седаковой и Романа Михайловича Дубровкина.

Морской бриз

Печальна плоть, увы, и книги надоели.
Бежать, бежать! туда, где птицы опьянели
От пены и небес, от пены в небесах!
Ни старые сады в сверкающих зрачках
Уже не сдержат дух, взалкавший океана,
Ни милой лампы круг – о ночи! – свет, желанный
Рабочей белизне нетронутых листов,
Ни молодая мать с младенцем у сосцов.
Уеду! Пироскаф, гонец твоей свободы,
Отчаливает в даль неслыханной природы.

И, множеством надежд разбитая Тоска,
Ты веришь все еще в последний взмах платка!
А мачты, может быть, взыскующие бури, –
С тех самых кораблей, потерянных в лазури
Без мачт, без мачт, без всех блаженных островов…
Но сердце, вслушайся в напевы моряков!

Перевод О. А. Седаковой

Ветер с моря

Давно прочитаны все книги, плоть томится.
Бежать! Я слышу гул: за птицей рвется птица
В морскую ширь, пьяна от брызг и высоты.
Ничто, ни белизной хранимые листы,
Ни лампа над столом в безлюдье ночи черной
Мне сердца не вернут из синевы просторной,
Ни ты, старинный сад, затерянный в зрачках,
Ни девочка-жена с ребенком на руках,
Прощайте! Стимер мой встает под ветер свежий,
Он экзотических достигнет побережий.

О скука под пятой безжалостной мечты,
В прощальный взмах платка, как прежде, веришь ты,
А мачты все скрипят и жадно шторма просят,
Обломками в морях потом их волны носят,
Без мачт, без мачт! вдали от щедрых островков…
Но вслушайся, душа, в напевы моряков!

Перевод Р. М. Дубровкина

Цветы

Из лавины лазури и золота, в час
Начинанья, из первого снега созвездья
Ты ваяла огромные чаши, трудясь
Для земли, еще чистой от зла и возмездья,

Гладиолус, который, как лебедь, парит,
Лавр божественных духов, избравших изгнанье,
Пурпур – перст серафима и девственный стыд,
Как смущенье аврор и лозы вызреванье,

Гиацинты и мирты, усладу веков,
И подобную плоти жены беспощадной
Розу, Иродиаду в волненье садов,
Ту, в ком кровь поднимается в ревности жадной!

Ты творила рыдающей лилии цвет,
Белизну, пересекшую вздохи марины
Надо всей синевой, к горизонту, на свет
Опечаленный лунный, на плач соловьиный!

Славословье в кимвалах, осанна кадил,
Госпожа, славословье в саду наших лимбов!
Эхо к небу восходит, к вечерне светил,
Восхищению зренья, свечению нимбов!

О великая Мать, эти чаши твои
В лоне сильном и трепетном ты создавала
Для поэта, просящего о забытьи,
Бальзамической смерти живые фиалы!

Перевод О. А. Седаковой

Цветы

Из вековых лавин лазурного стекла,
И млечности снегов, и ночи звездно-лунной
Ты чаши в первый день творенья извлекла,
Святые для земли нетронутой и юной.

И гладиолусы лебяжьего пруда,
И лавр гонимых душ, больных непоправимо,
Цветок примятых зорь, пунцовых от стыда,
Под благодатною стопою херувима,

И мирт, и гиацинт в блестящих лепестках,
И розу нежную, как женственное тело,
В Иродиадиных пылающих шелках,
Где кровь жестокая победно загустела!

Нагую лилию ты подарила нам,
И белизна ее церковно-восковая
Плывет по медленно вздыхающим волнам
К мечтательной луне и плачет, уплывая.

На систрах мы тебе осанну возгласим,
Окурим ладаном, дымящимся в кадиле,
Мадонна, благостный восторг неугасим,
Садами праведных мы душу усладили.

Праматерь, на твоей взросли они груди!
Бальзамов будущих стекло разбей, разбрызни
И благовонную погибель приведи
Поэту, чахлому от затхлой этой жизни.

Перевод Р. М. Дубровкина

188

Николай Языков

16 марта родился Николай Михайлович Языков (1803 — 1847).

Литография Ф. Ганштеля, с рисунка Г. Корницелиуса, 1841

Весна

Великолепный день! На мягкой мураве
Лежу, — ни облачка в небесной синеве!
Цветет зеленый луг; чистейший воздух горный
Прохладой сладостной и негой животворной
Струится в грудь мою, — и полон я весной!
И вот певец ее летает надо мной,
И звуки надо мной веселые летают!
И чувство дивное те звуки напевают
Мне на душу; даюсь невольно забытью
Волшебному, глаза невольно закрываю:
Легко мне, так легко, как будто я летаю
Летаю и пою, летаю и пою!

Весна 1842, Рим

Песня

Счастлив, кому судьбою дан
Неиссякаемый стакан:
Он бога ни о чем не просит,
Не поклоняется молве
И думы тягостной не носит
В своей нетрезвой голове.

С утра до вечера ему
Не скучно — даже одному:
Не занятый газетной скукой,
Сидя с вином, не знает он,
Как царь, политик близорукий,
Или осмеян, иль смешон.

Пускай святой триумвират
Европу судит невпопад,
Пускай в Испании воюют
За гордой вольности права —
Виновных дел не критикуют
Его невинные слова.

Вином и весел и счастлив,
Он — для одних восторгов жив.
И меж его и царской долей
Не много разницы найдем:
Царь почивает на престоле,
А он — забывшись — под столом.

Август — начало сентября 1823

П. А. Осиповой

Благодарю вас за цветы:
Они священны мне; порою
На них задумчиво покою
Мои любимые мечты;
Они пленительно и живо
Те дни напоминают мне,
Когда на воле, в тишине,
С моей Каменою ленивой,
Я своенравно отдыхал
Вдали удушливого света
И вдохновенного поэта
К груди кипучей прижимал!
И ныне с грустию утешной
Мои желания летят
В тот край возвышенных отрад
Свободы милой и безгрешной.
И часто вижу я во сне:
И три горы, и дом красивый,
И светлой Сороти извивы
Златого месяца в огне,
И там, у берега, тень ивы —
Приют прохлады в летний зной,
Наяды полог продувной;
И те отлогости, те нивы,
Из-за которых вдалеке,
На вороном аргамаке,
Заморской шляпою покрытый,
Спеша в Тригорское, один —
Вольтер, и Гете, и Расин —
Являлся Пушкин знаменитый;
И ту площадку, где в тиши
Нас нежила, нас веселила
Вина чарующая сила —
Оселок сердца и души;
И все божественное лето,
Которое из рода в род,
Как драгоценность, перейдет,
Зане Языковым воспето!
Златые дни! златые дни!
Взываю к вам, и где ж они?
Теперь не то: с утра до ночи
Мир политических сует
Мне утомляет ум и очи,
А пользы нет, и славы нет!
Скучаю горько, и едва ли
К поре, ко времени пройдут
Мои учебные печали
И прозаический мой труд.
Но что бы ни было — оставлю
Незанимательную травлю
За дичью суетных наук, —
И, друг природы, лени друг,
Беспечной жизнью позабавлю
Давно ожиданный досуг.
Итак, вперед! Молюся богу,
Да он меня благословит,
Во имя Феба и харит,
На православную дорогу;
Да мой обрадованный взор
Увидит вновь, восторга полный,
Верхи и скаты ваших гор,
И темный сад, и дом, и волны!

1827

Морское купанье

Из бездны морской белоглавая встала
Волна, и лучами прекрасного дня
Блестит, подвижна́я громада кристалла,
И тихо, качаясь, идет на меня.
Вот, словно в раздумьи, она отступила,
Вот берег она под себя покатила
И выше сама поднялась, и падет;
И громом, и пеной пучинная сила,
Холодная, бурно меня обхватила,
Кружит, и бросает, и душит, и бьет,
И стихла. Мне любо. Из грома, из пены
И холода — легок и свеж выхожу,
Живее мои выпрямляются члены,
Вольнее дышу, веселее гляжу
На берег, на горы, на светлое море.
Мне чудится, словно прошло мое горе,
И юность такая ж, как прежде была,
Во мне встрепенулась, и жизнь моя снова
Гулять, распевать, красоваться готова
Свободно, беспечно — резва, удала.

17 июня 1840, Ницца

200