Сегодня день рождения у Михаила Константиновича Щербакова.

mikhail-tsherbakov

«Волк». Здесь и далее исполняет автор

Волк

Ты — чёрный волк. В должный час вспомнит о тебе
ад. А пока привыкай вздыбливать тарзанью
шерсть, письменам не внимать, верить осязанью.
Огнь, ореол, океан — всё это тебе.
В шторм должный курс не однажды бизанью
мёртвый голландец укажет тебе.

Плен победишь, и холмы встанут пред тобой.
Но, на холмах не узнав Иерусалима,
так и пройдёшь сквозь врата, только что не мимо,
в храм, где как раз в этот час радужно-рябой
пёстрый витраж сам собой, без нажима,
брызнет и блёстки взметнёт над тобой.

Букв не поймёшь. Но словарь втиснет и тебя
в свой дом сирот, в толчею чётных и нечётных
глав. Клевете личных дел, мрачных подноготных
в тон подпоёт клевета басен про тебя.
Плоть неизвестных, безвинных животных
с детства навязнет в зубах у тебя.

Долг платежом — там, в конце. Это не шучу.
Огнь письменам, сироте гривенник и ёлку.
Там — бледной ли бездари, чёрному ли волку —
дам поделом. Нипочём не переплачу.
Всем от того витража по осколку.
Скупо, нелепо. Но я так хочу.

Я — чёрный волк. Никого нет, кто бы помог
мне эту речь прекратить не на полуслове.

1996

«Циркачка».

Циркачка

Дрожь унялась. Казнь миновала.
Он далеко. Горше не будет.
Ты молода, время целебно.
Прочее все — снег прошлогодний.
Ну пренебрег, что уж теперь-то
Толку в слезах — лишняя сырость.
Все-таки был, не показалось.
Может оно даже и к счастью.

Если б не он, ты б не умела
Петь снегирем, выть по-собачьи,
Год напролет ты с кочевым бы
Цирком теперь не кочевала.
Хлеб да вода, медные деньги —
Чем не житье, что ж ты не рада?
Что все сидишь молча да молча,
Тушью черня раннюю проседь?

Ахнет ли где звонкая сбруя,
Выстрелит ли хлыст вольтижера,
Все об одном ты вспоминаешь,
Все позабыть не соберешься,
Как в роковой тот понедельник
Он всполошил сонную дворню:
«Эй, лошадей! Ночь на исходе», —
И укатил, не оглянулся.

Ну не любил, вольному воля,
Грех не большой, с кем не бывает.
Право забудь, экая важность!
Не вспоминай, лучше возьми вот
Горсть серебра, завтра в Варшаве
Купишь себе новую ширму.
Эй, лошадей! Ночь на исходе…
Черт бы побрал эти ухабы.

1996

«Шарманщик».

Шарманщик

Мало ли чем представлялся и что означал
Твой золотой с бубенцами костюм маскарадный —
В годы, когда италийский простор виноградный
Звонкие дали тебе, чужаку, обещал…

Ведь не вышло, и музыка не помогла.
Небо поникло, померкло. Дорога размокла.
Даль отзвенела и, сделавшись близкою, смолкла…
смолкла —
И оказалась не сказкой, а тем, чем была.

Мало ли что под руками твоими поет —
Скрипка, гитара, волынка, шарманка, челеста…
Время глядит на тебя, как на ровное место,
Будто бы вовсе не видит. Но в срок призовет.

Ворожишь ли, в алмаз претворяя графит,
Или чудишь, бубенцы пришивая к одежде, —
В срок призовет тебя время; вот разве что прежде…
прежде —
Даст оправдаться — и только потом умертвит.

Мало ли кто, повторяя канцону твою,
Скажет, вздохнув, что «в Италии этаких нету»…
Самый крылатый напев, нагулявшись по свету,
Также стремиться к забвенью, как ты к забытью.

Не вздохнуть не возможно, но верен ли вздох?
Право, шарманщиком меньше, шарманщиком больше…
Все, кроме боли, умолкнет и скроется, боль же…
боль же —
Вечно была и останется вечно. Как Бог.

1991

100