4 мая был день рождения у Марии Олеговны Ватутиной.
Два зеркала
… Два зеркала она ему дала…
А. Цветков
Когда снесли муниципальный дом, им дали две квартиры на площадке. Налево внучке — девушке с веслом, направо — бабке, старой ретроградке. Настало перемирие меж них. Они друг к другу заходили в гости. Нарисовался временный жених. Но кто на ней…, но кто ее… ай, бросьте!…
Два зеркала дала им, два мирка жилищная комиссия — ЖК.
И в правом этом зеркале старинном был тусклый свет, и корвалол лился, и приживалка-смерть в быту рутинном ленилась, вахту памяти неся. Пылился пол, крошился хлеб под ноги, и поутру, очнувшись ото сна, старуха долго складывала слоги: «про-», «сну-», «лась», «вро-», «де», «вот», «те-», «бе», «и», «на».
А эта, чья в углу сенокосилка, ночами приходила к ней в кровать, и что-то наподобие обмылка совала в пах: пора с тобой кончать, пора тебе захлопнуть дыры, бабка, заткнуться, подавиться языком… И долго от смертельного припадка старуха отходила…, но молчком. Теперь она боялась только ночи, просила внучку «посиди со мной». Та отвечала «я не тамагочи», и выдыхала слезы, встав спиной.
Ей в зеркале всё становилось ясным, а молодости знание не впрок, не надо ей показывать, как красным заплыл гипертонический белок, что невозможно перебраться в ванну, что голова с душой наперевес, что смерть — маньячка, действует по плану. А если раззадорить, то и — без.
В том зеркале, которое налево, где девушка бывает не одна, где скоро корни пустит чье-то древо, и жизнью от мореного бревна потянет так, что выбегут соседи, в том зеркале, в той ртути, что на треть расплескана, опять родятся дети, умея как-то смерть перетерпеть, они родятся, вырастут, по факту возьмут переходящее весло, а девушка в ту, с тусклым светом хату перенесет себя и барахло. И в том ретроспективном коридоре, где друг пред другом встали зеркала, пока идет, она умрет от боли, и будет дальше жить, как умерла.
