17 мая родилась Елена Андреевна Шварц (1948 — 2010).

«Когда лечу над темною водой». Здесь и далее читает автор

* * *

Когда лечу над темною водой
И проношусь над черными лесами,
Нет у меня в карманах ничего —
Табак вразмешку с русскими стихами.

Когда же ангел душу понесет,
Ее обняв в тумане — и во пламя,
Нет тела у меня и нету слез,
А только торба в сердце со стихами.

Но прежде, чем влететь в распахнутый огонь:
Не жги — молю — оставь мне эту малость,
И ангел говорит: оставь ее, не тронь,
Она вся светлым ядом напиталась.

Коляска, забытая у магазина

Ребёнок позабыт в шелку коляски.
Мать утонула в блеске магазина.
На крае сумерек уж появилась ночь.
С кровавой ягодкой влечёт она корзину.
Клубится и мяучит кот,
Фонарь горит над низкою луною,
Лежит младенец под
Чуть наклонённою стеною,
Жива стена, жив шёлк, шуршат пелёнки,
И только нет его, он растворён,
Он ничего не значит,
Как эти крики хриплые вокруг.
Ребёнок чей? Уже давно он плачет.
Они кричат, как птицы надо льдом,
А он, кружася, упадает в прорубь,
Коляску метит, пролетев с трудом
Розовоглазый голубь.
Столпились тени, лёд шуршит газетой,
Но плошка разума светится, не погасла,
Хоть испаряется её святое масло,
Хотя уже дрожит несчастный огонёк
И жалобно клонится.
Но где ж она, родимые сосцы, тепло и свет?
Пора бы появиться
И появляется с авоською она —
Что выплюнуть его на свет решилась,
И весело влечёт скорей туда,
Где сразу всё забылось.
И не заметно ей — младенец растворён
В ночи, как сахара кусочек,
Но он воскреснет вновь, да, выплывет он вновь
До новой тьмы и ночи.

1972

«Свалка».

Свалка

Нет сил воспеть тебя, прекрасная помойка!
Как на закате, разметавшись, ты лежишь
со всклоченною головой
И черный кот в манишке белой колко
Терзает, как пьянист, живот тяжелый твой.
Вся в зеркалах гниющих, в их протресках
Полынь высокая растет —
О, ты — Венеция (и, лучше, чем Венецья),
И гондольером кот поет.
Турецкого клочок дивана
В лиловой тесноте лежит
И о Стамбуле, о кальяне
Бурьяну тихо говорит.
В гниющих зеркалах дрожит лицо июля.
Ворона медленно на свалку опустилась,
И вот она идет надменнее, чем Сулла,
И в цепкой лапе гибель или милость.
Вот персик в слизи, вспухи ягод, лупа,
Медали часть, от книги корешок.
Ты вся в проказе или ты — ожог,
Ребенок, облитый кипящим супом.
Ты — Дионис, разодранный на части
Иль мира зеркальце ручное.
Я говорю тебе — О Свалка,
Зашевелись и встань. Потом,
О монстр, о чудовище ночное,
Заговори охрипло рваным ртом.
Зашевелись и встань, прекрасная помойка!
Воспой — как ты лежишь под солнцем долго,
Гиганта мозгом пламенея, зрея,
Все в разложенье съединяя, грея.
Большою мыслью процвети, и гной
Как водку пей, и ешь курины ноги.
Зашевелись, прекрасная, и спой!
О rosa mystica, тебя услышат боги.

«Поминальная свеча».

Поминальная свеча

Я так люблю огонь,
Что я его целую,
Тянусь к нему рукой
И мою в нем лицо,
Раз ду́хи нежные
Живут в нем, как в бутоне,
И тонких сил
Вокруг него кольцо.
Ведь это дом их,
Скорлупа, отрада,
А все другое
Слишком грубо им.

Я челку подожгла,
Ресницы опалила,
Мне показалось — ты
Трепещешь там в огне.
Ты хочешь, может быть,
Шепнуть словцо мне светом,
Трепещет огонек,
Но только тьма во мне.

94