Стихотворение дня

поэтический календарь

Альфред Теннисон

Сегодня день рождения Альфреда Теннисона (1809 — 1892).

alfred-tennyson

Улисс

Что пользы, если я, никчемный царь
Бесплодных этих скал, под мирной кровлей
Старея рядом с вянущей женой,
Учу законам этот темный люд? –
Он ест и спит и ничему не внемлет.

Покой не для меня; я осушу
До капли чашу странствий; я всегда
Страдал и радовался полной мерой:
С друзьями – иль один; на берегу –
Иль там, где сквозь прорывы туч мерцали
Над пеной волн дождливые Гиады.
Бродяга ненасытный, повидал
Я многое: чужие города,
Края, обычаи, вождей премудрых,
И сам меж ними пировал с почетом,
И ведал упоенье в звоне битв
На гулких, ветреных равнинах Трои.

Я сам – лишь часть своих воспоминаний:
Но все, что я увидел и объял,
Лишь арка, за которой безграничный
Простор – даль, что все время отступает
Пред взором странника. К чему же медлить,
Ржаветь и стынуть в ножнах боязливых?
Как будто жизнь — дыханье, а не подвиг.
Мне было б мало целой груды жизней,
А предо мною – жалкие остатки
Одной; но каждый миг, что вырываю
У вечного безмолвья, принесет
Мне новое. Позор и стыд – беречься,
Жалеть себя и ждать за годом год,
Когда душа изныла от желанья
Умчать вслед за падучею звездой
Туда, за грань изведанного мира!

Вот Телемах, возлюбленный мой сын,
Ему во власть я оставляю царство;
Он терпелив и кроток; он сумеет
С разумной осторожностью смягчить
Бесплодье грубых душ и постепенно
Взрастить в них семена добра и пользы.
Незаменим средь будничных забот,
Отзывчив сердцем, знает он, как должно
Чтить без меня домашние святыни:
Он выполнит свое, а я – свое.

Передо мной – корабль. Трепещет парус.
Морская даль темна. Мои матросы,
Товарищи трудов, надежд и дум,
Привыкшие встречать веселым взором
Грозу и солнце, – вольные сердца!
Вы постарели, как и я. Ну что ж;
У старости есть собственная доблесть.
Смерть обрывает все; но пред концом
Еще возможно кое-что свершить,
Достойное сражавшихся с богами.

Вон замерцали огоньки по скалам;
Смеркается; восходит месяц; бездна
Вокруг шумит и стонет. О друзья,
Еще не поздно открывать миры, –
Вперед! Ударьте веслами с размаху
По звучным волнам. Ибо цель моя –
Плыть на закат, туда, где тонут звезды
В пучине Запада. И мы, быть может,
В пучину канем – или доплывем
До Островов Блаженных и увидим
Великого Ахилла (меж других
Знакомцев наших). Нет, не все ушло.
Пусть мы не те богатыри, что встарь
Притягивали землю к небесам,
Мы – это мы; пусть время и судьба
Нас подточили, но закал все тот же,
И тот же в сердце мужественный пыл –
Дерзать, искать, найти и не сдаваться!

Перевод Г. М. Кружкова

40

Саша Чёрный

5 августа 1932 в Ле-Лаванду во Франции от сердечного приступа умер Александр Михайлович Гликберг (Саша Черный).

sasha-chyorniy

Воробей

Воробей мой, воробьишка!
Серый-юркий, словно мышка.
Глазки — бисер, лапки — врозь,
Лапки — боком, лапки — вкось…

Прыгай, прыгай, я не трону —
Видишь, хлебца накрошил…
Двинь-ка клювом в бок ворону,
Кто ее сюда просил?

Прыгни ближе, ну-ка, ну-ка,
Так, вот так, еще чуть-чуть…
Ветер сыплет снегом, злюка,
И на спинку, и на грудь.

Подружись со мной, пичужка,
Будем вместе в доме жить,
Сядем рядышком под вьюшкой,
Будем азбуку учить…

Ближе, ну еще немножко…
Фурх! Удрал… Какой нахал!
Съел все зерна, съел все крошки
И спасиба не сказал.

1921

* * *

Ах, зачем нет Чехова на свете!
Сколько вздорных — пеших и верхом,
С багажом готовых междометий
Осаждало в Ялте милый дом…

День за днем толклись они, как крысы,
Словно он был мировой боксер.
Он шутил, смотрел на кипарисы
И прищурясь слушал скучный вздор.

Я б тайком пришел к нему иначе:
Если б жил он, — горькие мечты! —
Подошел бы я к решетке дачи
Посмотреть на милые черты.

А когда б он тихими шагами
Подошел случайно вдруг ко мне —
Я б, склонясь, закрыл лицо руками
И исчез в вечерней тишине.

1922

В угловом бистро

II. Чуткая душа

Сизо-дымчатый кот,
Равнодушно-ленивый скот, —
Толстая муфта с глазами русалки, —
Чинно и валко
Обошел всех, знакомых ему до ногтей,
Обычных гостей…
Соблюдая старинный обычай
Кошачьих приличий,
Обнюхал все каблуки,
Гетры, штаны и носки,
Потерся о все знакомые ноги…
И вдруг, свернувши с дороги,
Клубком по стене, —
Спираль волнистых движений, —
Повернулся ко мне
И прыгнул ко мне на колени.

Я подумал в припадке амбиции:
Конечно, по интуиции
Животное это
Во мне узнало поэта…
Кот понял, что я одинок,
Как кит в океане,
Что я засел в уголок,
Скрестив усталые длани,
Потому что мне тяжко…
Кот нежно ткнулся в рубашку, —
Хвост заходил, как лоза, —
И взглянул мне с тоскою в глаза…
«О друг мой! — склонясь над котом,
Шепнул я, краснея, —
Прости, что в душе я
Тебя обругал равнодушным скотом…»
Но кот, повернувши свой стан,
Вдруг мордой толкнулся в карман:
Там лежало полтавское сало в пакете.
Нет больше иллюзий на свете!

1932

* * *

На миг забыть — и вновь ты дома:
До неба — тучные скирды,
У риги — пыльная солома,
Дымятся дальние пруды;
Снижаясь, аист тянет к лугу,
Мужик коленом вздел подпругу, —
Все до пастушьей бороды,
Увы, так горестно знакомо!
И бор, замкнувший круг небес,
И за болотцем плеск речонки,
И голосистые девчонки,
С лукошком мчащиеся в лес…
Ряд новых изб вдаль вывел срубы,
Сады пестреют в тишине,
Печеным хлебом дышат трубы,
И Жучка дремлет на бревне.
А там под сливой, где белеют
Рубахи вздернутой бока, —
Смотри, под мышками алеют
Два кумачовых лоскутка!
Но как забыть? На облучке
Трясется ксендз с бадьей в охапке,
Перед крыльцом, склонясь к луке,
Гарцует стражник в желтой шапке;
Литовской речи плавный строй
Звенит забытою латынью…
На перекрестке за горой
Христос, распластанный над синью.
А там, у дремлющей опушки
Крестов немецких белый ряд, —
Здесь бой кипел, ревели пушки…
Одни живут — другие спят.

Очнись. Нет дома — ты один:
Чужая девочка сквозь тын
Смеется, хлопая в ладони.
В возах — раскормленные кони,
Пылят коровы, мчатся овцы,
Проходят с песнями литовцы —
И месяц, строгий и чужой,
Встает над дальнею межой…

1920

27

Бахыт Кенжеев

Сегодня день рождения у Бахыта Шкуруллаевича Кенжеева.

bakhyt-kendjeev

* * *

Бездетный инопланетянин,
который жаждой странствий ранен,
вдруг спрашивает, почему
так жалобны людские очи
и почему никто не хочет
в неузнаваемую тьму.

А мы, смеясь, семейным чаем
ночь заозёрную встречаем,
как бы начальнице, грустя,
подносим ей то натр едкий,
то земляничное в розетке,
то первородное дитя,

а мы грозой в начале майя
поём псалмы, не понимая,
зачем, за что, откуда, как,
и утром стаскиваем хмуро
в пирамидальные структуры
недолговечный известняк.

Геть, соблазнитель безобразный,
не удручай загадкой праздной,
рассейся, ты нам не указ.
Скупы, жестоки, бестолковы,
вот потому-то и легко вам
смущать юродствующих нас.

И улыбнусь. Прощай, дурила!
Нас к смерти жизнь приговорила,
а ты лети домой, домой
лети — там ангелы густые
поют литании простые.
Как мы бедны. Как голос мой…

* * *

Смотри, арахна, нищая ткачиха:
октябрь уж наступил, в лесах светло,
и осень индевеющая тихо
целует землю в желтое чело,
и шепчет мне, что смертный жребий мелок,
пора смиряться, щастья нет нигде,
а время — бег вчерашних водомерок
по неподатливой воде.

Я строил мир по плотницкой науке,
соединяя дерево и кость.
Вчера, вчера! Как много в этом звуке
для сердца уязвленного слилось.
Мы встретимся, но хорошо узнать бы
друг друга, скрипнуть петелькой дверной —
был май, справлявший лягушачьи свадьбы
в излучине речной,

нет, не в лекалах, друг, и не в рейсшинах
блуждает дух, к причастью не готов,
а в песнях земноводных, меж кувшинок —
глухих русалочьих цветов.
И даже если рад бы по-другому
(товар лицом, соль, музыка, Господь) —
кому то жизнь — хомут, кому-то — омут,
кому — отрезанный ломоть.

* * *

Вдоль пашни къ осиновой рощѣ
надъ ртутной осенней рѣкой
съ брезентовой сумочкой тощей
доносчикъ бредетъ молодой

высокая осень Господня
одинъ безъ семьи и друзей
онъ вдругъ отдыхаетъ сегодня
какъ Пушкинъ безъ Мэри своей

и тоже задумался крѣпко
о дикихъ грибахъ и ежахъ
на немъ козырьковая кепка
и сѣрый походный пиджакъ

мохъ сизый малина крапива
парнишка отчасти непростъ
а въ сумкѣ прохладное пиво
и вобла серебряный хвостъ

онъ выпьетъ закуситъ немножко
какъ жизнь оказалась свѣтла
гдѣ Пушкинъ – тамъ зрѣетъ морошка
брусника огонь да игла

а синяя осень ложится
какъ правое дѣло въ стихи
гдѣ листъ палестинскЁй кружится
надъ тихимъ изгибомъ рѣки

11