Сегодня день рождения у Юлия Черсановича Кима.

«Ходят кони». Исполняет автор, 2005. Музыка В. С. Дашкевича

Ходят кони

Ходят кони над рекою,
Ищут кони водопоя,
А к речке не идут —
Больно берег крут.

Ни тропиночки убогой,
Ни ложбиночки пологой.
Как же коням быть?
Кони хочут пить.

Вот и прыгнул конь буланый
С этой кручи окаянной.
А синяя река
Больно глубока.

Ходят кони над рекою,
Ищут кони водопоя…

Посвящение А. Галичу

Сэкономил я на баночку одну,
Да не выдержал — глотнул, оставил треть.
И поехал в подмосковную Дубну́
Там на Галича хоть глазом посмотреть.

А Дубна — она, ох, не близенько,
А в Дубне одна только физика.
Никаких людей, словно по́мерли,
Никаких идей, только формулы.

Позитро́ны, фазотро́ны, купоро́с.
Разгребаю я всю эту дребедень.
А как кончился физический нанос, —
Вижу Галича с гитарой набекрень.

Он сидит себе, нога на́ ногу,
Будто «на губе», будто на́долго.
Ой, какая ж чушь, блажь которая
Человека вглубь запрото́рила.

А мне Галич отвечает: «Ты садись
Да пройди ты свою баночку до дна!
Я ведь сам сюда приехал на всю жисть
И не выеду отсюда ни хрена!

Чай, протоны всё тебе застили,
А ведь в них вся соль, в них всё счастие.
Только тут и жить для своих целе́й, —
И струна звенит, да и сам целей».

Я расстёгиваю свой комбинезон,
Достаю газетку — на, мол, посмотри.
В ней сообщение ТАСС:

Тут мы кинулись в попутный позитрон,
И в ЦДРИ. И там надулись, как хмыри.
А на утро радио говорит,
Что, мол, понапрасну шумит народ.
Это гады-физики на пари
Крутанули разик наоборот.

Мы переглянулися — и в Главлит.
А там всё по-прежнему, ну и ну!..
Мы сложились с Галичем на пять поллитр,
Сели без билета, — и айда в Дубну.

А Дубна, она, ох, не близенько,
А в Дубне одна только физика,
Только тут и жить для своих целе́й —
И струна звенит, да и сам целей.
Эйн, цвей, дрей!

<1968>

Скажи

Перед лицом тотальной лжи
В насквозь испуганной стране
Ты правду все-таки скажи,
Хотя бы собственной жене.
Конечно, если силы есть,
Ступай и всем скажи ее
(Но перед этим все же взвесь,
Чем разочтешься за нее).
А если в жизни только раз
Ты вскрикнул:
– Не могу молчать! —
И охнул, съежился, погас,
Зарекся вообще кричать, —
То знай:
Когда на небесах
Предъявишь ты, чего достиг,
Все перевесит на весах
Твой этот вырвавшийся крик.

Адвокатский вальс

Конечно, усилия тщетны
И им не вдолбить ничего:
Предметы для них беспредметны,
А белое просто черно.

Судье заодно с прокурором
Плевать на детальный разбор —
Им лишь бы прикрыть разговором
Готовый уже приговор.

Скорей всего, надобно просто
Просить представительный суд
Дать меньше по сто девяностой,
Чем то, что, конечно, дадут.

Откуда ж берётся охота,
Азарт, неподдельная страсть
Машинам доказывать что-то,
Властям корректировать власть?

Серьёзные взрослые судьи,
Седины, морщины, семья…
Какие же это орудья?
Такие же люди, как я!

Ведь правда моя очевидна,
Ведь белые нитки видать!
Ведь людям должно же быть стыдно
Таких же людей не понять!

Ой, правое русское слово —
Луч света в кромешной ночи!
И всё будет вечно хреново,
И всё же ты вечно звучи!

Хабанера

Ах, ну кто бы подумал, что любовь как война,
Где свое наступленье, своя оборона,
И отчаянный штурм, и глухая стена,
И коварный подкоп под барьер бастиона!
Ах, ну кто бы поверил, что любовь как недуг,
Когда сразу и жар, и озноб, и мученье!
Ни волшебных пилюль, ни лечебных наук,
А всего лишь три слова — но в них всё спасенье:
— Я люблю вас (и сердце прошло!)
— Я люблю вас (и враг отступает!)
— Я люблю вас!
И утро настанет,
И всё будет славно
И хорошо…

Всё хорошо?..
Всё хорошо…

15 декабря родилась Нина Ивановна Гаген-Торн (1900 — 1986).

Барак ночью

Хвост саламандры синеет на у́глях,
Каплями с бревен стекает смола,
Лампочки глаз, напряженный и круглый,
Щупает тени в далеких углах.

Чья-то ладонь в темноте выступает,
Дышит тяжелыми ребрами дом.
Бьется, как птица под крышей сарая,
Маленький Эрос с подбитым крылом.

1939, Колыма

* * *

Что же? Значит истощенье?
Что же — значит, изнемог?
Страшно каждое движенье
Изболевших рук и ног.
Страшен голод: бред о хлебе.
“Хлеба, хлеба” — сердца стук.
Далеко в прозрачном небе
Равнодушный солнца круг.
Тонким свистом клуб дыханья,
Это — минус пятьдесят.
Что же? Значит умиранье?
Горы смотрят и молчат.

1940, Эльген, Колыма

Возвращение

Как странно тем, кто видел Смерть,
Вернуться в жизнь опять.
Вложить персты в земную твердь
И вкус и запах ощущать:
Тяжелых бревен слышать вес,
На стеклах — легкий пар,
В снегу от окон светлый крест,
И тюль, и самовар,
И кем-то мытый лак полов,
И чей-то отчий дом.
А ты пришел из страшных снов,
С котомкой за плечом.
Был сдвинут смысл привычных дел,
Шел бой. И в пустоте
Ты даже думать не умел
О том, как жили те,
Кто оставался за чертой,
В спокойной Лете лет.
Как странно тем прийти домой,
Кто видел смерти свет!

1943

* * *

Горькой ягоды рябины
Круто кисти созревают.
Чья-то кровь падет безвинно?
Что судьба уготовляет?
Ходит благостная осень,
В желтых листьях солнца много.
Страхом наши души косит
Непонятная тревога:
Не углом летели гуси —
Лавой серые летели…
Смерть, как яблоко, раскусит
Мир, что мы недоглядели.

* * *

Тишина. Рвет сгустившийся мрак
Лай далекий собак.
Не поют петухи.
Тихо ходят стихи,
Забираются в дом.
Пошептались с котом
И уселись в углу.
Вон сидят на полу,
Еле слышно звеня, —
Ожидают меня.

6 декабря 1904 года родился Александр Иванович Введенский. Скончался в заключении (на этапе) 19 декабря 1941 года.

Элегия

Так сочинилась мной элегия
о том, как ехал на телеге я.

Осматривая гор вершины,
их бесконечные аршины,
вином налитые кувшины,
весь мир, как снег, прекрасный,
я видел горные потоки,
я видел бури взор жестокий,
и ветер мирный и высокий,
и смерти час напрасный.

Где лес глядит в полей просторы,
в ночей неслышные уборы,
а мы глядим в окно без шторы
на свет звезды бездушной,
в пустом сомненье сердце прячем,
а в ночь не спим томимся плачем,
мы ничего почти не значим,
мы жизни ждем послушной.

Я с завистью гляжу на зверя,
ни мыслям, ни делам не веря,
умов произошла потеря,
бороться нет причины.
Мы все воспримем как паденье,
и день и тень и сновиденье,
и даже музыки гуденье
не избежит пучины.

Летят божественные птицы,
их развеваются косицы,
халаты их блестят как спицы,
в полете нет пощады.
Они отсчитывают время,
Они испытывают бремя,
пускай бренчит пустое стремя —
сходить с ума не надо.

Не плещут лебеди крылами
над пиршественными столами,
совместно с медными орлами
в рог не трубят победный.
Исчезнувшее вдохновенье
теперь приходит на мгновенье,
на смерть, на смерть держи равненье
певец и всадник бедный.

<1940>

Николай Заболоцкий

Прощание с друзьями

В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений,
Давным-давно рассыпались вы в прах,
Как ветки облетевшие сирени.

Вы в той стране, где нет готовых форм,
Где всё разъято, смешано, разбито,
Где вместо неба — лишь могильный холм
И неподвижна лунная орбита.

Там на ином, невнятном языке
Поет синклит беззвучных насекомых,
Там с маленьким фонариком в руке
Жук-человек приветствует знакомых.

Спокойно ль вам, товарищи мои?
Легко ли вам? И всё ли вы забыли?
Теперь вам братья — корни, муравьи,
Травинки, вздохи, столбики из пыли.

Теперь вам сестры — цветики гвоздик,
Соски сирени, щепочки, цыплята…
И уж не в силах вспомнить ваш язык
Там наверху оставленного брата.

Ему еще не место в тех краях,
Где вы исчезли, легкие, как тени,
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений.

1952