В казематі

III

Мені однаково, чи буду
Я жить в Україні, чи ні.
Чи хто згадає, чи забуде
Мене в снігу на чужині –
Однаковісінько мені.
В неволі виріс меж чужими,
І, не оплаканий своїми,
В неволі, плачучи, умру,
І все з собою заберу,
Малого сліду не покину
На нашій славній Україні,
На нашій – не своїй землі,
І не пом’яне батько з сином,
Не скаже синові: «Молись.
Молися, сину: за Вкраїну
Його замучили колись».
Мені однаково, чи буде
Той син молитися, чи ні…
Та не однаково мені,
Як Україну злії люде
Присплять, лукаві, і в огні
Її, окраденою, збудять…
Ох, не однаково мені.

между 17 и 19 мая 1847

[VII] Н. Костомарову

Веселе сонечко ховалось
В веселих хмарах весняних.
Гостей закованих своїх
Сердешним чаєм напували
І часових переміняли,
Синємундирих часових.
І до дверей, на ключ замкнутих,
І до решотки на вікні
Привик я трохи, і мені
Не жаль було давно одбутих,
Давно похованих, забутих,
Моїх кровавих тяжких сльоз.
А їх чимало розлилось
На марне поле. Хоч би рута,
А то нічого не зійшло!
І я згадав своє село.
Кого я там, коли покинув?
І батько й мати в домовині…
І жалем серце запеклось,
Що нікому мене згадати!
Дивлюсь — твоя, мій брате, мати,
Чорніше чорної землі,
Іде, з хреста неначе знята…
Молюся! Господи, молюсь!
Хвалить тебе не перестану!
Що я ні з ким не поділю
Мою тюрму, мої кайдани!

19 мая 1847

Перевод М. А. Богдановича (1891-1917)

В неволе

III

В Украине ли, в Сибири ль будут
Томить, — не всё равно ли мне?
И не забудут иль забудут
Меня в далёкой стороне, —
Мне одинаково вдвойне.

В неволе взросши, меж чужими,
Я, не оплаканный своими,
В неволе плача и умру
И всё в могилу заберу;
И сгинет след мой, как в пустыне,
На нашей славной Украине,
На нашей — не своей земле.
И не промолвит матерь сыну,
Не скажет горестно: «Молись,
Молись, сынок: за Украину
Его замучить собрались».
И что мне, — будет иль не будет
Он так молиться в тишине?
Одно не безразлично мне:
Что Украину злые люди
Приспят, ограбят, — и в огне
Её, убогую, разбудят…
Ох, как не безразлично мне!

[VII] Н. И. Костомарову

Лучи весёлые играли
В весёлых тучках золотых.
Гостей безвыходных своих
В тюрьме уж чаем оделяли
И часовых переменяли —
Синемундирных часовых.
Но я к дверям, всегда закрытым,
К решётке прочной на окне
Привык немного, — и уж мне
Не было жаль давно пролитых,
Давно сокрытых и забытых,
Моих кровавых тяжких слёз.
А их немало пролилось
В пески полей, сохой не взрытых.
Хоть рута, хоть бы что взошло!
И вспомнил я своё село, —
Кого-то в нём я там покинул?
В могиле мать, отец загинул…
И горе в сердце низошло:
Кто вспомнит, в ком найду я брата?
Смотрю, — к тебе, чтоб повидать.
Земли черней, мой друже, мать
Идёт, с креста как будто снята.
Господь, тебя я восхвалю!
За то спою свой гимн суровый,
Что я ни с кем не разделю
Мою тюрьму, мои оковы.

24 декабря 1798 года в фольварке Заосье (Литовская губерния, Российская империя) родился Адам Бернард Мицкевич. Скончался от холеры 26 ноября 1855 года в Константинополе.

Из «Крымских сонетов»

Аккерманские степи

Я выплыл на простор сухого океана.
Безбрежен зелени — цветов и трав — разлив.
Качаясь, как ладья, возок плывет средь нив,
Скользит меж островов коралловых бурьяна.

Смеркается. Кругом ни тропки, ни кургана.
Жду путеводных звезд. Весь горизонт закрыв,
Алеют облака — заря глядит в разрыв:
Зажегся на Днестре маяк близ Аккермана.

И все утихло. Стой! Я слышу, как скользнул
И притаился уж, как мотылек вспорхнул,
Как, недоступные глазам орла степного,

Курлычут журавли в померкшей вышине.
Так слух мой напряжен, что в этой тишине
Уловит зов с Литвы… Но в путь! Не слышно зова.

Перевод В. В. Левика

Аккерманские степи

Вплываем на волнах степного Океана
В просторы диких трав, где лодка – мой возок.
И пенится в цветах, и зыблется поток,
Минуя острова багряного бурьяна.

Смеркается. Ни тропки, ни кургана.
Жду путеводных звезд – шатер небес высок.
Что там горит? Заря? Зарницы ли цветок?
Мерцает млечно Днестр, маяк у Аккермана.

Как тихо! Постоим. Мне слышится вдали,
Как, скрытые от глаз, курлычут журавли,
Как выползает уж из логова ночного,

Как замер мотылек… Так сон глубок травы,
Что, кажется, смогу почуять зов с Литвы…
Молчание. Ни отзвука. Ни слова.

Перевод В. Б. Коробова

Плавание

Гремит! Как чудища, снуют валы кругом.
Команда, по местам! Вот вахтенный промчался,
По лесенке взлетел, на реях закачался
И, как в сетях, повис гигантским пауком.

Шторм! Шторм! Корабль трещит. Он бешеным рывком
Метнулся, прянул вверх, сквозь пенный шквал прорвался,
Расшиб валы, нырнул, на крутизну взобрался,
За крылья ловит вихрь, таранит тучи лбом.

Я криком радостным приветствую движенье.
Косматым парусом взвилось воображенье.
О счастье! Дух летит вослед мечте моей.

И кораблю на грудь я падаю, и мнится:
Мою почуяв грудь, он полетел быстрей.
Я весел! Я могуч! Я волен! Я — как птица!

Перевод В. В. Левика

Плавание

Разверзлись небеса – на море грянул гром!
Как чудище, волна внезапно набежала,
Ударила о борт – корма заскрежетала,
Вскарабкался матрос на реи пауком.

Безумный ветер! Стон! И – волны кувырком!
Корабль, кружась, летит в метель седую шквала,
Вступив с прибоем в бой, сражаясь как попало,
Штурмует грудью шторм, таранит тучи лбом.

И я – ему вослед – лечу навстречу бездне!
Воображенье, вновь стань парусом – воскресни!
Мгновение – сольюсь с крылатым кораблем,

Из сердца рвется крик, и весело с толпою…
О, как легко парить над бездною морскою
И птицей проплывать в пространстве мировом!

Перевод В. Б. Коробова

Буря

Все кончено… нет сил… сочится в трюм вода…
Волною вырван руль, и сорван ветром парус,
Зловещий помпы свист, матросов крики, ярость,
Померк кровавый диск надежды навсегда.

Тревожный слышен зов – трубит в рожок беда.
Встает за валом вал – растет до неба ярус.
Беря на абордаж, обрушив брызг стеклярус,
Смерть входит на корабль, как воин в города.

Одни лишились чувств. В предсмертный час разлуки
Друзья прощаются. Другие, вскинув руки,
Взывают к Господу и молятся в пути.

Был путник среди них… Он видел в жизни много
И думал: счастлив тот, кто свято верит в Бога,
Кому дано сказать последнее «Прости!»

Перевод В. Б. Коробова

Буря

Прочь — парус, в щепы — руль, рев вод и вихря визг;
Людей тревожный крик, зловещий свист насосов,
Канаты вырваны из слабых рук матросов,
С надеждой вместе пал кровавый солнца диск.

Победно вихрь завыл; а там на гребни пены,
На горы тяжкие нагроможденных вод
Вступает смерти дух — и к кораблю идет,
Как воин яростный — в проломленные стены.

Ломает руки тот, тот потерял сознанье,
Тот в ужасе, крестясь, друзей своих обнял,
А тот молитвой мнит от смерти оградиться.

Был путник между них: сидел один в молчанье
И думал он: счастлив, кто здесь без чувств упал.
Кто детски молится, кому есть с кем проститься.

Перевод В. Ф. Ходасевича