2 июня родился Томас Харди (1840 — 1928).

Небольшой снегопад после заморозков

Проселок пуст… Но вот и человек,
Он не спеша проходит мимо,
А голова бела: что это — снег?
Или преклонный век?
Издалека — неразличимо.

Мороз идет на спад,
И паутинки за окном висят
Все в инее — гирлянды белой пряжи! —
Мы их не замечали даже
Какой-то час назад.

А вон еще прохожий,
Шаги за изгородью не слышны;
Его пальто и шляпа зелены,
Пылает борода, нос красен тоже,
И ярок он средь белизны,
На падуб в зимних ягодах похожий.

Снег падает бесшумно и светло,
Его лебяжьи перья
Проселок черный скрыли — так бело!
Смотрю и не пойму теперь я:
Когда же это все произошло?

Перевод М. Я. Бородицкой

Возвращение

Шлеп — шлеп — шлеп — на мельнице пенит воду колесо,
И женщина на мостике, и перила узки,
И мельник у дверей, и у запруды — утки.
Так много лет с тех пор прошло, а здесь как прежде все.

Да здесь и впрямь все то ж: и дом, и старый сад,
И этот тихий пруд, и утки, и утята,
И женщина стоит на мостике дощатом,
И мельник, что мукой обсыпан с головы до пят.

Но только этот мельник — не тот, что был тогда,
И сад уже не тот, и брызги, что мелькают
Над мокрым колесом, — не те, и мне другая
На робкие мольбы здесь отвечала «да!».

Перевод М. И. Фрейдкина

На Оксфорд-Стрит

Вечер. Закат в огне.
Солнце в любом окне.
Солнце на меди рыжей
С каждой задвижки брызжет.
Солнечный отблеск двоится
На стеклах витрин больших,
И смеются, мелькая в них,
Набеленные женские лица.
И когда этот добрый Бог
Приходит к нам на порог,
Извечные проблемы,
Над коими бьемся все мы
От сущего первых дней,
Становятся нам ясней.

Яркие блики глаза беспощадно слепят
Подслеповатому клерку, что щурясь бредет на закат,
Зная, что некуда деться ему от житейских обид,
Что до конца своих дней он уже не свернет с Оксфорд-стрит.
Так и плетется он, на небо глядя с тоской,
В недоуменье, зачем он на свете такой.

Перевод М. И. Фрейдкина

31 мая родился Уолт Уитмен (1819 – 1892).

Мы двое, как долго мы были обмануты

Мы двое, как долго мы были обмануты,
Мы стали другими, мы умчались на волю, как мчится Природа,
Мы сами Природа, и долго нас не было дома, теперь мы вернулись домой,
Мы стали кустами, стволами, листвою, корнями, корою,
Мы вросли в землю, мы скалы,
Мы два дуба, мы растем рядом на поляне в лесу,
Мы, дикие оба, пасемся средь дикого стада, мы, вольные, щиплем траву,
Мы две рыбы, плывущие рядом,
Мы как соцветья локуста, мы благоухаем в аллее по вечерам и утрам,
Мы перегной растений, зверей, минералов,
Мы хищные ястребы, мы парим в небесах и смотрим оттуда вниз,
Мы два яркие солнца, мы планетарны и звездны, мы две кометы,
Мы клыкастые четвероногие в чаще лесной, мы бросаемся одним прыжком на добычу,
Мы два облака, мы целыми днями несемся один за другим,
Мы два моря, смешавшие воды, веселые волны — налетаем одна на другую,
Мы, как воздух, всеприемлющи, прозрачны, проницаемы, непроницаемы,
Мы снег, мы дождь, мы мороз, мы тьма, мы все, что только создано землею,
Мы кружились и кружились в просторах, и вот наконец мы дома,
Мы исчерпали все, нам остались лишь воля да радость.

1855

Перевод К. И. Чуковского

Мир под морской водой

Мир под морской водой,
Леса на дне моря, их листья и ветви,
Морская капуста, бескрайние просторы лишайников, диковинные
семена и цветы, непроходимые чащи, прогалины,
розовый дерн,
Различные краски, бледно-серая, зеленая, пурпурная, белая,
золотая, игра света, проходящего сквозь воду;
Немые пловцы среди скал, кораллов, травы, камышей, — и пища
для этих пловцов;
Сонные существа, что пасутся, повиснув глубоко под водой, или
медленно ползут у самого дна, —
Кашалот на поверхности моря, выдувающий воздух и воду или
играющий гибким хвостом,
Акула со свинцовыми глазками, морж, черепаха, мохнатый
морской леопард и тропический скат.
Какие страсти, сраженья, схватки, погони видишь в этих
океанских глубинах, каким густым воздухом дышат эти
подводные твари,
Сразу меняется все, когда оттуда проникнешь сюда, к легкому
воздуху, которым дышат подобные нам существа, живущие
здесь, в нашей сфере,
И снова меняется все, когда отсюда проникнешь туда, еще выше,
в иные сферы и к иным существам.

1860

Перевод К. И. Чуковского

Теперь, когда оскудевают истоки

Теперь, когда оскудевают истоки
Моих ранних песен — моих упований,
Скудеют зерна, щедро мною посеянные,
Тускнеет радость, светлая радость, сквозь годы и годы
(Для песен, для песен я жил, в них моя повседневная забота),
Подходят к концу сокровенные желанья, неиссчетные мечтанья и надежды;
Сквозь Пространство и Время, сплавленные в хорал,
В цветоносное вечное единство,
Ко вселенной, объемлющей Пространство и Время, исполненной Творцом,
К восторженному животворящему сущему,
Принимая восторг Смерти, равно и восторг Жизни,
И право человека петь во весь голос;
Связать воедино, вы, отчужденные, розные жизни, вас
Возродить, связь гор, скал, потоков,
Северных ветров, дубрав, сосновых рощ
С тобою, о душа!

1871

Перевод Н. Тимофеевой