Стихотворение дня

поэтический календарь

Борис Пастернак

boris-pasternak-2

«Август». Читает автор (1954). Запись — прослушка КГБ домашнего вечера с Пастернаком.

Август

Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.

Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую,
И край стены за книжной полкой.

Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.

Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому,
Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.

И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
Нагой, трепещущий ольшаник
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник.

С притихшими его вершинами
Соседствовало небо важно,
И голосами петушиными
Перекликалась даль протяжно.

В лесу казенной землемершею
Стояла смерть среди погоста,
Смотря в лицо мое умершее,
Чтоб вырыть яму мне по росту.

Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом:

«Прощай, лазурь преображенская
И золото второго Спаса
Смягчи последней лаской женскою
Мне горечь рокового часа.

Прощайте, годы безвременщины,
Простимся, бездне унижений
Бросающая вызов женщина!
Я — поле твоего сражения.

Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».

1953

766

Антон Дельвиг

17 августа родился Антон Антонович Дельвиг (1798 — 1831).

Рисунок работы В. П. Лангера, 1830
Рисунок работы В. П. Лангера, 1830

Вдохновение

Не часто к нам слетает вдохновенье,
И краткий миг в душе оно горит;
Но этот миг любимец муз ценит,
Как мученик с землею разлученье.

В друзьях обман, в любви разуверенье
И яд во всем, чем сердце дорожит,
Забыты им: восторженный пиит
Уж прочитал свое предназначенье.

И презренный, гонимый от людей,
Блуждающий один под небесами,
Он говорит с грядущими веками;

Он ставит честь превыше всех частей,
Он клевете мстит славою своей
И делится бессмертием с богами.

1822

Русская песня

Голова ль моя, головушка,
Голова ли молодецкая,
Что болишь ты, что ты клонишься
Ко груди, к плечу могучему?
Ты не то была, удалая,
В прежни годы, в дни разгульные,
В русых кудрях, в красоте твоей,
В той ли шапке, шапке бархатной,
Соболями отороченной.
Днем ли в те поры я выеду,
В очи солнце — ты не хмуришься;
В темном лесе в ночь ненастную
Ты найдешь тропу заглохшую;
Красна ль девица приглянется —
И без слов ей все повыскажешь;
Повстречаются ль недобрые —
Только взглянут и вспокаются.
Что ж теперь ты думу думаешь,
Думу крепкую, тяжелую?
Иль ты с сердцем перемолвилась,
Иль одно вы с ним задумали?
Иль прилука молодецкая
Ни из сердца, ни с ума нейдет?

Уж не вырваться из клеточки
Певчей птичке конопляночке,
Знать, и вам не видеть более
Прежней воли с прежней радостью.

1823

Сон

«Мой суженый, мой ряженый,
Услышь меня, спаси меня!
Я в третью ночь, в последнюю,
Я в вещем сне пришла к тебе,
Забыла стыд девический!
Не волком я похищена,
Не Волгою утоплена,
Не злым врагом утрачена:
По засекам гуляючи,
Я обошла лесничего
Косматого, рогатого;
Я сбилася с тропы с пути,
С тропы с пути, с дороженьки
И встретилась я с ведьмою,
С заклятою завистницей
Красы моей — любви твоей.

Мой суженый, мой ряженый,
Я в вещем сне впоследнее
К тебе пришла: спаси меня!
С зарей проснись, росой всплеснись,
С крестом в руке пойди к реке,
Благословясь, пустися вплавь,
И к берегу заволжскому
Тебя волна прибьет сама.
На всей красе на береге
Растет, цветет шиповничек:
В шиповничке — душа моя:
Тоска — шипы, любовь — цветы,
Из слез моих роса на них.
Росу сбери, цветы сорви,
И буду я опять твоя».

— Обманчив сон, не вещий он!
По гроб грустить мне, молодцу!
Не Волгой плыть, а слезы лить!
По Волге брод — саженный лед,
По берегу ж заволжскому
Метет, гудет метелица!

1828

253

Геннадий Русаков

Вчера был день рождения у Геннадия Александровича Русакова.

* * *

Во вшах, в позоре, в небреженье, —
библейский Лазарь, нищ и сир, —
я шёл, и головокруженьем
меня качал тифозный мир.

Борисоглебск, моя планида!
В пуху кипят твои сады.
Как злы, пустынны, дики видом
пристанционные ряды!

Какой разор! Какой разрухой
несёт от выцветших досок!
Июльский тлен пластами пуха
течёт к земле наискосок.

Пора! Прости, голодный город
случайной радости: уже
железом бешеным распорот
закат на дальнем рубеже.

И брошен третий детприёмник,
и сквозь разъездов рёв и свист:
«Шпана, охальщина, бездомник!» —
мне вслед кричит телеграфист.

Пускай его. Уже ни страху,
ни злу
над нами власти нет.
…Гремит состав и ломит с маху
в тифозный мой, в прекрасный свет.

<1980>

* * *

Кипят сады, несносен дым растопки.
Обвал дождя внезапен, как испуг.
Соседский сад, растоптанный и топкий,
косым плечом ложится на напруг.

С утра знобит, но к полудню всё жарче.
На быстрине всплывают из реки
палеозоем меченные карчи
и на свету слепые пауки.

Грядёт потоп, дичание натуры.
Но в этот быт, срывающийся с мест,
апрель потом добавит лигатуры
для закрепленья собранных веществ.

Он соберёт и сплавит воедино
их плоть и крепь, их временную стать.
И на желтке опять замесит глину,
чтоб этот мир по-новому создать.

<1980>

* * *

Уйдите все, вошедшие в мой дом!
Я вас не звал и скатерть не накрою.
Я позабыл и узнаю с трудом,
но узнаю: опять всё те же, трое.

Ты, мать, и ты, растившая меня,
и ты, отец, моей гортани мякоть…
Вас нет, вы блажь сорокового дня.
Я вас придумал, чтобы горше плакать.

Я сам себе хозяин столько лет!
Не брат, не сын — осина в чистом поле…
Зачем теперь отыскивать мой след?
С меня достанет и постылой воли.

Я землю ем, в кремень её стучу.
Мне кости жжёт отходная простуда.
— Укрой меня — я больше не хочу!
Возьми меня,
возьми меня отсюда!

<1985>

* * *

Структура ветра зрима и проста:
во весь раскрой продольного разреза —
накат пространства, воздух в два листа,
да станиоль — никчёмное железо.

У, как летят косые дерева!
И там, у лип, у ветхого заслона,
свои столетья празднует вдова —
немая тень, жена Багратиона.

А на Оке столбом стоит вода,
от рыбьих перьев сыплется сиянье.
Но запах не докатится сюда —
у нас кругом такие расстоянья!

У нас такая долгая страна,
такие стыни и такие стужи,
такие ветры ходят дотемна,
смыкают круг всё родственней, всё уже!

У нас такое время кличет птиц
и так сады обуглены тоскою,
что не видать моих любимых лиц
в толпе грачей, спешащих над рекою.

<1985>

96