Стихотворение дня

поэтический календарь

Иннокентий Анненский

1 сентября родился Иннокентий Фёдорович Анненский (1855 — 1909).

Я люблю

Я люблю замирание эха
После бешеной тройки в лесу,
За сверканьем задорного смеха
Я истомы люблю полосу.

Зимним утром люблю надо мною
Я лиловый разлив полутьмы,
И, где солнце горело весною,
Только розовый отблеск зимы.

Я люблю на бледнеющей шири
В переливах растаявший цвет…
Я люблю все, чему в этом мире
Ни созвучья, ни отзвука нет.

В волшебную призму

Хрусталь мой волшебен трикраты:
Под первым устоем ребра —
Там руки с мученьем разжаты,
Раскидано пламя костра.

Но вновь не увидишь костер ты,
Едва передвинешь устой —
Там бледные руки простерты
И мрак обнимают пустой.

Нажмешь ли устой ты последний —
Ни сжатых, ни рознятых рук,
Но радуги нету победней,
Чем радуга конченных мук!..

Шарики детские

Шарики, шарики!
Шарики детские!
Деньги отецкие!
Покупайте, сударики, шарики!
Эй, лисья шуба, коли есть лишни,
Не пожалей пятишни:
Запущу под самое небо —
Два часа потом глазей, да в оба!
Хорошо ведь, говорят, на воле…
Чирикнуть, ваше степенство, что ли?
Прикажите для общего восторгу,
Три семьдесят пять — без торгу!
Ужели же менее
За освободительное движение?
Что? Пасуешь?..
Эй, тетка! Который торгуешь?
Мал?
Извините, какого поймал…
Бывает —
Другой и вырастает,
А наш Тит
Так себя понимает,
Что брюха не растит,
А все по верхам глядит
От больших от дум!..
Ты который торгуешь?
Да не мни, не кум,
Наблудишь — не надуешь…
Шарики детски,
Красны, лиловы,
Очень дешевы!
Шарики детски!
Эй, воротник, говоришь по-немецки?
Так бери десять штук по парам,
Остальные даром…
Жалко, ты по-немецки слабенек,
А не то — уговор лучше денег!
Пожалте, старичок!
Как вы — чок в чок —
Вот этот — пузатенький,
Желтоватенький
И на сердце с Катенькой…
Цена не цена —
Всего пятак,
Да разве еще четвертак,
А прибавишь гривенник для барства —
Бери с гербом государства!
Шарики детски, шарики!
Вам, сударики, шарики,
А нам бы, сударики, на шкалики!..

Облака

Пережиты ли тяжкие проводы,
Иль глаза мне глядят, неизбежные,
Как тогда вы мне кажетесь молоды,
Облака, мои лебеди нежные!

Те не снятся ушедшие грозы вам,
Все бы в небе вам плавать да нежиться,
Только под вечер в облаке розовом
Будто девичье сердце забрезжится…

Но не дружны вы с песнями звонкими,
Разойдусь я, так вы затуманитесь,
Безнадежно, полосками тонкими,
Расплываясь, друг к другу все тянетесь…

Улетят мои песни пугливые,
В сердце сменится радость раскаяньем,
А вы все надо мною, ревнивые,
Будто плачете дымчатым таяньем…

193

Александр Аронов

30 августа родился Александр Яковлевич Аронов (1934 — 2001).

* * *

Досматривать кино не очень хочется.
И я не знаю, стану или нет.
Давно понятно, чем все это кончится,
И денег мне не жалко на билет.

А в зале нашем тесном стулья заняты.
Я сам себе шепчу из темноты:
— Сидят же люди, знают все что знаешь ты,
А раз они глядят, гляди и ты.

Отсюда ведь не выберешься, кроме как
Других толкая, близких – побольней.
Там про любовь прошло, теперь там хроника –
Немало любопытного и в ней.

Кто победит в Америке на выборах?
В хоккей кому взять кубок суждено?
Смотри кино, какое есть, сиди, дурак,
Второго не покажут все равно.

Начало 1970-х

Первый закон Мальбека

Ни на кого нельзя смотреть снаружи —
Единственный закон земли Мальбек.
Базар, толпа, случайный человек —
Ни ты ему, ни он тебе не нужен.
На тамошних калек и не калек
Поднять глаза — нет оскорбленья хуже.

Ты кто, чтобы оценивать людей
И подвергаться их оценке темной?
Согни свой взгляд, ленивый и нескромный,
Подсмотренным не хвастай, а владей.
Есть где нам разойтись меж площадей,
На местности пустынной и огромной.

Горбатый только третий год горбат,
Красавица сегодня лишь красива,
Они идут, вперед или назад,
Их останавливать — несправедливо.
Один индюк чужому взгляду рад,
Да он и без тебя живет счастливо.

И оборванец — кандидат в цари,
И мудреца не украшает старость.
Вот если ты готов, что б с ним ни сталось,
Приблизиться к нему, понять хоть малость,
Каким себя он видит изнутри, —
Тогда обид не нанесешь. Смотри.

1975

* * *

Ах, можно обойтись и без любви.
Совсем не то влечет, что любо-дорого.
Вот я земные странствия свои
Вогнал в нутро единственного города.

В его толпе почти что сбитый с ног,
Исчезнувший почти в его сиянии,
Любил ли я его? Терпеть не мог.
Я просто подыхал на расстоянии.

И ничего не стоили слова,
Они следа на ветре не оставили,
Но жизнь моя, пока была жива,
Так и кружила с этими вот стаями.

…И видя все нелепости твои,
При злобе всей, при всей несовместимости,
Я понимаю: мне не до любви.
Судьбы не выбирают. Эту б вынести.

1979

Читатель

Маленький, хмурый, лохматый,
В комнатке с тихим огнём,
В чём-то с утра виноватый,
Кем-то обиженный днём,

Чем же он занят ночами?
До четырёх по часам
Гениев он назначает
И отменяет. Но сам!

Окна он запер и двери.
Список ведёт на листке.
Он сейчас всё тут проверит,
Он не согласен ни с кем.

Сам он решит, кто получше,
Кто тут наплёл пустяков.
Блок ему нравится. Тютчев.
Анненский. Пушкин. Глазков.

1987

* * *

Черт подери их там, в Испании!
Проснешься ночью, весь в испарине,
И думаешь: что за народ!
Клокочут Франция, Италия,
Алжир, Марокко и так далее,
А эти — все наоборот.

Какие рыцари в Испании!
Они от мавров нас избавили,
Собой Европу заслоня.
Но, чтобы было с чем возиться им,
Ввели такую инквизицию,
Что мавры, знаете, фигня.

А простолюдины Испании?
Наполеона лихо сплавили.
Но только он пропал вдали,
Под благодарные моления
Спустились с гор и в умилении
Себя Бурбонам поднесли.

И вот сидят они в Испании.
Им без холуйства, как без памяти,
И неуютно без оков,
И раздражает независимость,
И дохлый их генералиссимус —
На стеклах всех грузовиков.

1987

* * *

Андрею Чернову

В Марьине тоже расцветают вишни.
Бабочка села на мою собачку.
Как это случилось, что я тут лишний?
Как это вышло, что вот я сейчас заплачу?

Не в Палестине. Не в Риме. И не в Египте –
В Марьине мне помирать придётся,
Тоже неплохо. В Небесном лифте
Место и для меня найдётся.

Я стою на балконе. Одет не слишком.
Не снедаемый горечью и тоскою.
А вокруг пруда бегут и бегут мальчишки.
А я им машу и машу рукою.

1989

31

Владимир Полетаев

27 августа 1951 года родился Владимир Григорьевич Полетаев. Покончил с собой 30 апреля 1970 года.

* * *

Идет по городу зима,
звенят прозрачные трамваи.
Вот видишь: старые дома
на Переяславке ломают.

Они стоят и смотрят слепо
в январское пустое небо,
и пробивается во двор
из окон тихий разговор.

Шушукаются коридоры,
что вот разъехались жильцы,
что со дверей сошли запоры
и в воду канули концы.

А кто-то здесь кого-то встретил
и с кем-то был накоротке,
но это слышал только ветер,
который жил на чердаке.

* * *

Окно выходит на задворки,
на жестяные гаражи.
Учебник в почерневшей корке
на подоконнике лежит.

А дальше — желтые ограды,
подслеповатые дома,
и воробьи не в меру рады,
что вот кончается зима.

А ты молчишь, меня не слышишь,
едва страницы шевелишь,
и вдаль на облака и крыши,
за раму черную глядишь.

А там, гудками пробивая
окраинную благодать,
легла дорога окружная —
не развести, не разорвать.

Стихи о Народной воле

(Отрывок)

IV

Не приходите! Что вам до меня?
Цветы Голгофы: я вам не родня,
цветы Голгофы, красные причастья,
кровавящие детские запястья.
Не приходите! Я умру легко —
уткнусь кутенком Господу в ладони…
Горячий хлеб вздыхает глубоко,
молочница приносит молоко,
холодное, в серебряном бидоне,
а девочка на голубом балконе
считает звезды: три — четыре — пять…
Не приходите! Разве вам угнаться? —
Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…
Не приходите! Дайте досчитать.

VI

Свобода, да, о вечная свобода,
свобода жить, свобода умирать,
и белый снег, какая благодать,
с январского повалит небосвода.

А там весна и грохот ледохода,
ручьям и рекам русла выбирать…
Потом страда — спины не разгибать…
Ржи золото, деревьев позолота —
все позади. Уже ноябрь дохнул.
Пригорки листьев вместо листопада,
пустых кустов колючая ограда,
деревьев голых черный караул
и первый снег. Раскрытая тетрадь
белым-бела, как смертная рубаха…
Свобода жить. Свобода жить без страха.
Без страха жить. Без страха умирать…

* * *

Ну, что ты? Видишь, мир господень
сегодня снова беззаботен,
а улицами — листопад,
а у него такие струны,
а у него такие струи
такую музыку струят.
А где-нибудь в Замоскворечье
найдется двор, найдется вечер,
глаза найдутся и слова,
смывающие все заботы.
Свет расплывется, голова
закружится… Но что ты? Что ты?

115