Сегодня день рождения у Андрея Вадимовича Макаревича.

* * *

На Неглинке — поминки.
В рыхлый лед вдоль Неглинки
Я шаги забиваю,
Я тебя забываю.
Шаг — чуть-чуть отрываюсь,
Шаг — почти улыбаюсь.
Шаг — монетка в копилку,
Шаг — цветок на могилку.
Потому, что чем дольше —
Тем труднее держаться,
Потому, что так больше
Не должно продолжаться.
Я себя задуваю,
Я надеюсь на чудо.
Я тебя забываю
И никак не забуду.
То слова, то картинки,
То непрошеный запах…
Вниз да вверх по Неглинке,
Точно пес на трех лапах.

И. Иртеньеву

Увы! Прошли года, когда мы,
Учуяв сердцем верный тон,
Вгрызались юными зубами
В унылый брежневский бетон.

И дух крепчал в убогом теле,
Когда, дозволенность поправ,
В ночных ментовках мы сидели
И пели «All you need is love».

Был тонок луч, и голос светел,
И ветер голову кружил…
…Старик Державин нас заметил,
Но никого не заложил.

* * *

Ночью — больше усталость и меньше злость.
За окном — осенняя вьюга.
Гостиница — это от слова «гость»,
Все мы в жизни в гостях друг у друга.
Можно глотку драть, не жалея сил,
Утверждая, что все невзначай, но…
Всех нас кто-то когда-то сюда пригласил,
Мы встречаемся не случайно.
И когда поверишь, что это так,
То рождается ощущенье
В том, что каждая встреча есть верный знак
Высочайшего назначенья.
Только что надежды? Рассыпались в прах.
Ночь в окне туманом клубится…
Я опять в каких-то незванных гостях.
Спит хозяин. Пора расходиться…

Вчера был день рождения Станислава Яковлевича Красовицкого (о. Стефана).

Астры

Калитку тяжестью откроют облака
И бог войдёт с болтушкой молока.
Ты не потянешься, но ляжешь наповал
Убитый тем, в чью душу наплевал.
И ты увидишь в чёрном полусне
Летя вразброд на вещем скакуне
В твоей спиною созданной ночи
Мечта богов воплощена в печи.
Трубой замаскированный пилястр,
В нём прокажённые лежат в коробках АСТР
И зимний дом замёрз, и летний сад,
И жизни продолжается распад.
Сыграй мне девушка такое,
Чтоб ухватило за пилястр.
Чтоб прокажённой красотою
Душа была коробкой АСТР,
Чтоб око выпало наружу
Расплатой тела на полях,
Душа моя, сыграй-ка мужу
На фортепьянных векселях.
Что для одних победа ритма,
В ином победа БУГИ-ВУГИ,
Но то же чувство, словно бритва,
Перерезает НОГИ-РУКИ.
Писк жаворонка в небе, мыши,
В нас вырезается ограда
И мы идём почти по крыше
В объятьях жестяного сада.
И как в театре нет предела
Явленью ГРОМА или ГРИМА,
Так в наших спинах
Солнца тело,
Похолодевшее,
Незримо.
В глазах по ЧУДУ, по МАНЬЯКУ.
Какой-то дьявол в нас сидит.
И каждый ракурс вплоть до РАКУ
НА-РАСТЛЕВАЕТ-КУСТ-РАКИТ.
И в этот миг виденьем сада
Намного мир и вещ и зрим.
И мы в тиши полураспада
На стульях маленьких сидим.

<1955-1960>

Белоснежный сад

А летят по небу гуси да кричат:
в красном небе гуси дикия кричат.
Сами розовые-красные до пят.
А одна не гусыня —
белоснежный сад.

А внизу сшибая гоп на галоп
бьётся Игорева рать прямо в лоб.
Сами розовые-красные до пят,
бьются Игоревы войски да кричат:
«У татраков оторвать да поймать.
Тртацких девок целоком полонять.
Тртачки розовые-красные до пят.
A тртацкая царица –
белоснежный сад.»

Дорогой ты мой Ивашка-дурачок,
я ещё с ума не спятил, но молчок.
Я пишу тебе сдалёка дорогой.
И скажу тебе, что мир теперь другой.
Я сижу порой на выставке один.
С древнерусския пишу стихи картин.
А в окошко от Москвы до Костромы
Всё меняется, меняемся и мы.
Всё краснеет, кровавеет всё подряд.
Но в душе ещё белеет
белоснежный сад.

<1955-1960>

Шведский тупик

Парад не виден в Шведском тупике.
А то, что видно, — всё необычайно.
То человек повешен на крюке,
Овеянный какой-то смелой тайной.

То, забивая бесконечный гол
В ворота, что стоят на перекрёстке,
По вечерам играют здесь в футбол
Какие-то огромные подростки.

Зимой же залит маленький каток.
И каждый может наблюдать бесплатно,
Как тусклый лёд
Виденья женских ног
Ломает непристойно,
Многократно.

Снежинки же здесь больше раза в два
Людей обычных,
И больших и малых,
И кажется, что ваша голова
Так тяжела среди домов усталых,

Что хочется взглянуть в последний раз
На небо в нише, белое, немое.
Как хорошо, что уж не режет глаз
Ненужное вам небо голубое.

<1955-1960>