Сегодня день рождения у Игоря Ивановича Шкляревского.

Проблема преподавания

Учитель, классный педагог,
стучал ногою деревянной
и открывал нам сто дорог
в страну истории туманной.
Столетье — в сорок пять минут.
Над миром гении блеснут.
Цари сразятся и умрут,
а остальные не успеют
и сквозь века до нас дойдут.
Сквозь возрождения и войны!
Сквозь унижения и вопли!
Гудит набат! Звенит звонок.
Ну, вот и кончился урок.
Домой уходит педагог.
Скрипит нога! А что он мог
за эти сорок пять минут?
Над миром гении блеснут.
Цари сразятся и умрут,
а остальные жить останутся,
до нас дойдут и не состарятся:
ведь на земле полно работы.
Гудят бетонные заводы.
Стучат сапожные артели.
Дымят бессонные котельни.
На стекла копоть оседает.
Пустеет класс, и в тишине
техничка тряпкой протирает
звезду вечернюю в окне.

* * *

Мелькнули в книге белые страницы,
и не пеняй на типографский брак.
С четырнадцатой —
улетели птицы,
с шестнадцатой —
ручей удрал в овраг!

И лес в леса ушел из этой книги —
опять стоит на берегу Днепра,
и две строки о спелой землянике
лежат на дне прохладного ведра.

Сегодня день рождения у Игоря Валерьевича Булатовского.

Портняжка

Валерию Дымшицу

Просвет широк, а голос узок,
и даже не схватить краев
на этот нитяной огрызок,
на эту прядь сучёных музык,
в ушкó идущих вместо слов;

держи его напротив света,
пусть эта ниточка летит
как незамеченная трата,
как нищенка большого ветра,
как вещь, никчемная на вид,

как весть случайная, ничейная —
чтоб только знать, куда смотреть
просвету этому отчаянно,
куда светиться возвещённо,
где стать, и быть, и умереть, —

в тебя, в тебе, портняжка, траченный
огромной молью звуковой,
бемолем жирным сплошь отмеченный
и бесконечно озадаченный
огрызком ниточки двойной…

* * *

Orbis круглый, деревенский,
мир — ответ, а не вопрос,
яблоко, что Ян Коменский
детям к завтраку принес
и разрезал пополам,
сок разбрызгав по столам.

А внутри его сердечка —
церковь с башенкой, гора,
то ли море, то ли речка,
ялик с парусом, жара,
облаков густой парик
землю превратил в парник.

И стоит над облаками
на лучах, как паучок,
солнце, топая пучками
золотых, щекотных ног,
и хохочет мир простой
от чечетки золотой.

И лежит под миром сажей,
выскобленной из печи,
ночь, а в ней лежат пропажей
лун стальные калачи,
и грызут их мыши звезд,
зубы точат, кормят хвост.

За столом, в чернильной луже,
я сижу, тупя очин.
Veni, puer! Мудрый муже,
я хочу не знать причин —
только яблок вкус и цвет:
джонатан, апорт, ранет..

* * *

И к чему тут гармония эта?
И к чему там гармошка была?
Гераклитов огонь до рассвета
Всё сжигает, сжигая дотла.

Ну а вдруг и сгодится на что-то?
Ни на что и не вдруг, но опять
Будто ищет в потёмках кого-то
И не может никак отыскать.