Сегодня день рождения у Сергея Геннадьевича Круглова.
Сидя на лесной поляне в июньский день и поясняя дочери начала игры в шахматы
Это не страшный всадник промчался,
дочка, не бледный конь,
это не лубочная смерть косит нас на лугу, –
это в нашем лесу, милая,
грибной сезон, календарю вопреки.
Нежный зеленый свет, и слоновая кость листвы,
и зыбкий аромат дня;
и Господь-грибник, светел и тих, травы вороша,
медленно сгибается и срезает грибы,
один да один, и мера полна.
В Господнем лукошке червивых нет,
дочка моя! В паутине дрожит слеза,
муравей славит лето скрежетом жвал,
и дрозд охраняет песней Господню тропу.
Да, милая, все мы, как грибы в траве,
или как – видишь? – шахматные фигурки
в полуденных клетчатых полях:
это грибной сезон, а также – не странно ли! – начало игры,
этюда в несколько ходов,
где белые начинают – и проигрывают
тем, кто гораздо белее, белее,
милая дочка.
Синдбад-мореход несет на закорках старика
Так, падая, воздуха рассекает струи
яйцо птицы Рух. И уже упало,
и яство старинное приуготовляется: дружба!
Предательство: дружбы и кардамон, и перец,
и мускатный орех.
Смуглый повар щелкает языком, пальцы о семи фалангах
копают груды, отбирают зловонную пряную снедь:
почки, печень, глаза, — в котел!
или яичница: плачь, мать-Птица, белая!
Так дружат сила мужчины и мальчика
абрикосовый на копчике пух; так
варятся в котле миражей, пустынь и долгих переходов
друг талия и друг абиссинский клинок,
свитый вкруг талии в виде пояса, режущий плоть,
и миг — защелка щелк, и булат поет,
все же на меч не повесишь шитый кошель!
Так дружат странное приключение и бедный Синдбад:
друг, свалившийся на тебя с неба
небесным яством, где едок ли ты иль подлива, —
всенепременно не ты: либо он больше,
либо меньше тебя. Больше — и ты тихо исчезнешь
в дивную восточную ночь, полную тайн,
прихватив достоянье друга-учителя — медный котел
и берилловый посох наставлений;
меньше — и его, как лишаистого пса,
печально и непреклонно выставишь ты за дверь
в ту же самую ночь; и, думая о вдруг зримых
и съедобных въяве
островах, парусах и мерцающих кладах, ждущих тебя,
о миражах, гуриях и новых дружбах,
ты принимаешь с ладони расторопного предательства десерт:
светлое, слезное, как лед в песках,
облегчение одиночества.
Вечная тишина, свет, переполненность благодарного сердца.
Ноша исчезла.
И вот тогда ты отодвигаешь поднос с едой,
запираешь дверь на ключ, ключ роняешь в колодец,
идешь в гавань, снаряжаешь корабль
и пускаешься в путь.
Первоисточник: руководство по игре на флейте
Д. Кузьмину
Сначала по всей длине проделай во мне отверстья
(тут же
моментально зажимая каждое пальцем,
во избежанье утечки!).
Затем медленно оближи влагою губы,
в оные вложи
один мой конец и подуй — из другого
выльется нота. И какая.
Нетерпеливый
тут моралист, до морали
не дочитав, взбешен, визглив, отбросил
первоисточник — пятилинейчатые листы
рассеялись, скрипичный, басовый ключ — смешалось
всё —
и паскудство
об пол размазал желтою, плотной коростой пяты натруженной.
Увы! так и
останется музыка наша
без сколько-нибудь должного ея руководства!
