Сегодня день рождения у Натальи Александровны Сучковой.
* * *
Стоит — рукав замызганный — и радостное пьёт,
Махнёт рукой, и брызгают ватаги воробьев,
Бежит, на солнце светится — сквозь ранец, сквозь пальто.
— Тепло ли тебе, девица? — Тепло-тепло-тепло!
Всё рытвина, колдобина, ну а она — плывёт,
Несёт, как груз диковинный, беременный живот,
Вся белая и мягкая, вся — птичье молоко.
— Не тяжело ли, бабонька? — Легко-легко-легко!
Стоит, едва не падает, себя среди дерев,
Как старенькую яблоню, клюкою подперев.
Жизнь длинная исхожена — чуть-чуть, ещё чуть-чуть.
— Ну, одуванчик божий мой? — Лечу-лечу-лечу!
* * *
У причала учебных судов, вросших в лёд, как в слюду,
Мальчик в шапке волшебной плывёт и летает по льду
Или тает на льду — ну так что? — улети будто снег —
километры пути, фигурист мой, мой Чук. Или Гек.
Подо льдом города и кремлёвские звёзды во лбу,
Он приехал сюда в однотыща так поздно году,
Он не видел реки, он привык к захолустью, к пруду,
Он хотел сотню книг, но с собой можно было одну.
А под шапкой — да стой! — лес густой и намокший вихор,
Есть и мама, и пёс, и отец, что уже перебор.
Он не видел реки, он привык — всё болота да лес,
Он и моря не видел, но можно и с морем и без.
Но не встряхивай резко, а то заболит голова,
Дорогущий немецкий тяжёлый свой шар из стекла,
Отодвинь занавеску, смотри — над прозрачной рекой
Воздух сбит и потрескан, и снег голубой-голубой.
* * *
На башенном кране написано «РЖЕВ»,
Два ангела — в шлепках, в исподнем,
Не видно, прилипнув к стеклу, приржавев,
Что в облаке их происходит.
— Товарищ начальник, болит голова,
До перышка ватник промок!
— Какая погода, какая страна,
Какое столетье, милок?
К ребру батареи приклеен носок,
Футболки на шконке навалом
И серого неба колючий кусок,
Подоткнутый, как одеяло.
* * *
На верху земного шара в самой чаще хвойника
Вера и овчарка Шао с парой расконвойников.
Здесь в лесу и то — измена, внутренний не дремлет враг,
Ни во что не верит Вера, только — в преданных собак.
Инородцы, страстотерпцы, поселенцы вечные,
Но её большое сердце, точно блюдце, в трещинах.
— Мы с собакой околели! Вечность с вами возимся!
Флору снега — по колено, Лавру — выше пояса.
— Руки-ноги целы вроде? Шевелись, архаровцы!
Жизнь на свете происходит дальше, чем за Харовском.
И они бредут устало, те и эти — наши:
Вера и овчарка Шао с парой доходяжек.
Лес в подпалинах пожара, и кровит под лапами.
На верху земного шара голубая маковка.
* * *
В синем небе очень высоко
облака на полочке лежат,
муравьи воруют молоко,
первоклассники целуют медвежат.
Сапоги на два размера велики,
пролежали лето — так и не надел,
выцветают разноцветные мелки,
превращаются в обычный школьный мел.
Первоклассники… Седеет голова.
Барабанщик, знаменосец и горнист.
Выцветают и деревья, а слова
возвращаются в тетрадный белый лист.
Барабанщик, знаменосец… Что ж, увы…
Поезд тронется, и жизнь опять пойдёт,
лишь высоковольтные стволы,
мелко-мелко крестят горизонт.
