Стихотворение дня

поэтический календарь

Анна Глазова

Сегодня день рождения у Анны Саркисовны Глазовой.

* * *

нашло лезвие на остриё
масло на ножны
воздух упал в пропасть
и она его ест

крутится по дому
местное из мест
ветер точит лопасть
о свою же кожу

свет разгребаешь как каштаны в огне
и тень со стеклом сливается в шатком окне

* * *

в темноте перегона
на червивой доске
картами мира
играли
два любителя ехать.

в их ладони
лежала, с надломом,
фуражка,
проводник искал стрелку,
рельс и костыль,
непокрытый король.

меж вагонов, вслепую,
на чёрном колене,
гадальной колодой
из штанины вокзальной воровки,
на провод, на холод
и на дырку в кармане воровки.

* * *

и в этом голубином зрелище,
ты так думаешь, будет нам место?
кто уступит? кто со временем
стали призраком общего места.
те, чей призрак, весь на один,
перестал появляться, стал призрак.

и чего не приснится под этим-то сирым небом.
между делом и не́делом: слушаю. да.
ты, опивки синего моря в пластмассовой раковине,
говори мне. шёпот пены на пиве.

не сошлют и на море.
и туда теперь можно ведь дозвониться.
пить, пить, солёной воды из-под крана,
как мак и как память, замолчи меня,
Тихон, «не могу говорить», повторял ты,
не могу говорить.

* * *

взять лекало и крыть
топкую голубятню, волчарню,
отпечатками голубей,
где у зверей
твёрдая пища, и не поломать голубых зубов
плотною черепицей
как чаща,
вяленой рыбой и торсом,

и собрать, собрать черенки,
в лысую шкуру
и щебень,
щебень и
черенки расколовшейся тверди,
разошедшейся, расколовшейся хляби.

взять лекало и крыть.

* * *

прошло девять месяцев
мышь рожает гору
целая цепь гор
ползут к горизонту
столпились у моря

давай дышать
быть
не мышь не гора
облака проползают по небу
червяки проползают в земле
и оставь им небо,
небесным

* * *

яблоки, двое, повисли
среди расщеплённой стены.
падать некуда: тяжесть пропала
в сердцевине скалы.
сквозь труху у проёма
рвётся, рвётся дичок.
обе ветки прогнулись от звука.

если полость тумана нежна,
то в неё упадём.

109

Дмитрий Пригов

5 ноября родился Дмитрий Александрович Пригов (1940 — 2007).

* * *

Когда б немыслимый Овидий
Зверь древнеримского стиха
Ко мне зашел бы и увидел
Как ем я птичьи потроха
Или прекрасный сладкий торт
Он воскричал б из жизни давней:
За то ли я в глуши Молдавьи
Гиб и страдал! — За то, за то
Милейший

* * *

Вот плачет бедная стиральная машина
Всем своим женским скрытым существом
А я надмирным неким существом
Стою над ней, чтоб подвиг совершила
Поскольку мне его не совершить
Она же плачет, но и совершает
И по покорности великой разрешает
Мне над собою правый суд вершить

* * *

Я в чистое окно взглянула
И стало душно — не вздохнуть
Я быстро лифчик расстегнула
И белый свет как зверь на грудь
Мне бросился и не вздохнуть
Стало
Пуще прежнего

* * *

Всюду мясо женское летает
Просит одевать-любить его
От души бывало отлетает
А душа не просит ничего
Потому что голая душа
Женская — безумно хороша

* * *

Один еврей на свете жил
Красивый и отважный
И это очень важно
Что он евреем был
А то вот русским, скажем
Или б китайцем был
Но он евреем был
И это очень важно
Очень

* * *

Вот придет водопроводчик
И испортит унитаз
Газовщик испортит газ
Электричество — электрик

Запалит пожар пожарник
Подлость сделает курьер
Но придет Милицанер
Скажет им: Не баловаться!

* * *

Милицанер гуляет строгий
По рации своей при том
Переговаривается он
Не знаю с кем — наверно с Богом

И голос вправду неземной
Звучит из рации небесной:
О ты, Милицанер прекрасный
Будь прям и вечно молодой
Как кипарис цветущий

* * *

Зверь сидит и горько плачет
Кармы над неразберицей —
В следущем рожденьи, значит
Предстоит ему родиться
Человеком полуголым
И с душою поразимой
Прожигаемой глаголом
Совестью невобразимой —
Страшно!

* * *

Я глянул в зеркало с утра
И судрога пронзила сердце:
Ужели эта красота
Весь мир спасет меня посредством
И страшно стало

201

Ирина Евса

15 октября был день рождения у Ирины Александровны Евсы.

«Поезд». Читает автор

Поезд

И, вертясь, трясет нечесаной головой,
и сопит, с часами блеклый пейзаж сверяя.
Наш состав по водам движется, как живой.
Хлороформом пахнет наволочка сырая.

Всех достал, трещотка (вот уж не повезло!):
мол, стекло в подтеках, чай не разносят утром;
чем лечить подагру; кто изобрел весло,
москалям сейчас вольготнее или украм.

Выясняет нудно: вторник или среда?
То ли он, хлебнув, куражится, то ли бредит.
А еще все время спрашивает: куда
этот поезд едет?

Но уже глупца назначил своим врагом
с верхней полки дядька. И настучал на «гада».
— Вы его куда — с вещами? — В другой вагон.
Проводник суров: «Постель не бери. Не надо».

Тут законы круты: если чужак — свали.
В коридоре — пусто. Шторки раздвинешь — голо.
Но все глубже, глубже — в сумрачные слои —
проникает поезд из одного вагона,

заливая светом логово темноты,
где цветут, кренясь, медуз голубые маки,
где, со дна поднявшись, ляхи и гайдамаки
подплывают к нам, как рыбы, разинув рты.

* * *

Не парься, будем живы — не помрем.
Пусть прочие заботятся о прочем,
пока полуистлевшим янтарем
еще слезятся линии обочин.
Ты, с неизменной фляжкою в руке, —
не Марио давно. А я — не Тоска.
Мы заслужили право быть никем
в толпе курсантов около киоска.
Не врать, не рвать подметки на ходу,
подачки не выпрашивать у власти,
глотая растворимую бурду
на правом берегу проезжей части,
где с двух сторон плывущие авто,
притормозив, сигналят странной тетке
в берете плоском, в драповом пальто,
застывшей перехода посередке.
Недвижно, словно Лотова жена,
стоит себе. На всё и всех забила,
как будто нечто важное она
вдруг вспомнила или забыла.

* * *

Пятые сутки баржу болтает в море.
Умный дурак мне пишет, что всем кранты.
На берегу коты застывают в ссоре,
прямоугольно выгнув свои хвосты.

Спорить не стану: шар наш — ковчег без трапа.
Правда, коты считают, что выход есть.
Черный — за Клинтон, рыжий (верняк!) — за Трампа.
Морда в бугристых шрамах и дыбом шерсть.

Дует восток, ломая зонты на пляже,
круг надувной катя по волне ребром.
Фуры вдоль трассы. И никакой продажи
у торгашей, пока не пойдет паром.

Жалко водил, заснувших на жесткой травке.
Мелкого жаль, что, круг упустив, гундит;
жалко народ, что ринулся делать ставки
на кошаков… Мне пофиг, кто победит

там или здесь — под этой, летящей криво
гиблой волной, сводящей запал к нулю.
Сидя на парапете с бутылкой пива
и сигаретой Winston, я всех люблю.

170