Стихотворение дня

поэтический календарь

Игорь Волгин

Сегодня день рождения у Игоря Леонидовича Волгина.

* * *

Поучимся ж серьёзности и чести
на западе у чуждого семейства.
О. Мандельштам. К немецкой речи

Тётя Соня не любила немецкую речь.
Хотя, наверное, не об этом речь.

В чешском городе Марианские Лазни (бывшем Мариенбаде)
пьют минеральную воду и есть площадки для гольфа.
…Я почти ничего не знаю о своём двоюродном брате,
убитом через день после безоговорочной капитуляции
снайпершей из вервольфа.
Зато я отлично помню тётю Соню, его маму-врача,
одинокую старуху, ввергнутую во мрак,
убеждённую, что лично её касаются строки Слуцкого Бориса Абрамовича
«Как убивали мою бабку?
Мою бабку убивали так…»
Ибо все её родичи (а было их, словно сосен в бору),
верившие, что мы в сорок первом возьмём рейхстаг,
были убиты
без объяснений
в Бабьем Яру,
и в других менее знаменитых местах.

Тётя Соня не выносила немецких фраз.
И тут сам Гёте ей не указ.

О жестоковыйный язык, ты любишь, как ненавидишь, –
кровь христианских младенцев, русиш швайн, маца –
и если твои фонемы смягчил шелопутный идиш,
то что же не умягчил он аборигенов сердца?
…Я уж давно не молод и лечу свои хвори в бывшем Мариенбаде,
где дойче шпрахе несётся со всех сторон,
и бюргеры Кёльна (опять цитата из Слуцкого) от местных красот в отпаде
и не жалеют для поправленья здоровья ни евров, ни крон.
Впрочем, как можно предположить, язык ни при чём –
дело, очевидно, в носителях языка.
То есть в том, как носить его, защищать ли огнём и мечом
от какого-нибудь харизматика и ***.
Чтобы и русский, лучше которого, кажется, нет,
моя отрада и мука и, может, мой тайный дух,
не зазвучал бы однажды, как сивый бред,
коробя и оскорбляя вселенский слух.

2016

92

Денис Новиков

* * *

Тоскуя о родных местах
во сне невинном и глубоком,
Ми-22, российский птах,
пустыню измеряет оком.

Смущённый тенью на песке,
рукой железной жмёт гашетку
и зрит плывущей по реке
Оке рябиновую ветку.

Весь — ностальгический порыв,
весь нараспашку и наружу,
душой широкой воспарив,
он замечает рядом душу

той зыбкой тени на песке,
что без кинжала и нагана
летит, как мячик на шнурке
в руке небритого цыгана…

Когда бы старшая сестра
протёрла точные приборы,
вложила ветку в пасть костра,
а в гриф гитары переборы.

Коньки и санки. Чистый лёд.
Плотвой натянутая леска…
Слюну пускает вертолёт,
трепещет, словно занавеска,

и поворачивает вспять.
ведомый внутренним сигналом,
и продолжает сладко спать
перед военным трибуналом.

1986

48

Булат Окуджава

* * *

Мне русские милы из давней прозы
и в пушкинских стихах.
Мне по сердцу их лень и смех, и слезы,
и горечь на устах.

Когда они сидят на кухне старой
во власти странных дум,
их горький рок, подзвученный гитарой,
насмешлив и угрюм.

Когда толпа внизу кричит и стонет,
что — гордый ум и честь?
Их мало так, что ничего не стоит
по пальцам перечесть.

Мне по сердцу их вера и терпенье,
неверие и раж…
Кто знал, что будет страшным пробужденье
и за окном пейзаж?

Что ж, век иной. Развеяны все мифы.
Повержены умы.
Куда ни посмотреть — все «скифы, скифы, скифы.
Их тьмы и тьмы, и тьмы».

И с грустью озираю землю эту,
где злоба и пальба,
мне кажется, что русских вовсе нету,
а вместо них — толпа.

Я знаю этот мир не понаслышке:
я из него пророс,
и за его утраты и излишки
с меня сегодня спрос.

1995

107