8 августа 1940 года родился Александр Леонидович Величанский. Скончался 10 августа 1990 года.

Про мово

«Но я другому отдана;
Я буду век ему верна»

Мы с Женькой встретились сперва,
когда мои хозяева
свезли меня на дачу.
Все лето прогуляли ТАК.
Он на гармошке был мастак.
Но подступаться начал.

Однако я себя блюла.
Хоть лапал он меня дотла.
В Москве по нем томилась.
Он приезжал по выходным.
В подъезде мы стояли с ним —
хозяйка не бранилась.

Потом он в армию ушел.
Сказал, не дожидайся, мол.
И писем мне не слал он.
Но я ждала его — с ума,
видать, сошла, хоша сама,
но ТАК с одним гуляла.

Он с армии привез жену
себе. Фабричную одну.
Видать, поила шибко.
Кудрей-то, Господи, кудрей! —
да шестимесячны у ней
и брюхо, и завивка.

Он, как пришел, — сейчас ко мне.
А я ему: ступай к жене —
она вить губки красит.
Тут он мне в морду этак во —
ему подружка про мово
насказывала басен.

Сама позарилась, поди.
А он и рад. Ну, погоди.
Ходил один за мною
лет пять: тихоня и не пьет.
А мне уж двадцать пятый год.
И я пошла женою.

Ну, от хозяев, ясно, взял.
Пошла я в дворники. Подвал
нам в новом доме дали.
И Женька — тут как тут. Да я
поди, сумею устоять,
хоть дрался он вначале.

Ведь мой-то что — уж больно стар:
и заступаться бы не стал —
куда ему — портянка.
А Женька, Женька — парень. Вить
я жду, когда он снова бить
придет меня по пьянке.

* * *

Столько нежности сжалось во мне,
столько горькой тоски по тебе я вобрал в свою душу,
что порой удивительно даже,
как ты можешь ещё оставаться вовне,
как ты можешь ещё оставаться снаружи —
на чужбине ноябрьской стужи,
на бульваре пустом с ледяною скамьёй наравне.

Сумерки

«Папа, ты такой дурак —
это же не наш барак,
и крыльцо совсем не наше,
и не наш внизу овраг», —
говорит отцу Наташа.

«Не садись же, говорят!
Видишь, окна не горят,
и из труб не пышет сажа,
наших нет нигде ребят», —
говорит отцу Наташа.

«Ну, проснись же, ну, проснись!
Видишь, сколько кошек — брысь!
а людей не видно даже,
только вон один, кажись…»

Нет, их четверо, Наташа.

* * *

Ради красного денька
пропьёт рыба рыбака,
попадья пропьёт попа,
старуха — старика,
корова — телка,
а бык — рога,
избу — друга,
а уж реченька пропьёт
оба берега.

* * *

Страшный Суд вверяя Богу —
пусть со страху, сгоряча —
может быть, я с веком в ногу
и простил бы палача,
но не названы ни имя,
ни вина его черна —
от того и непростима
непростимая вина.

66