Стихотворение дня

поэтический календарь

Гораций

Сегодня родился Квинт Гораций Флакк (65 до н. э. — 8 до н. э.).

Предполагаемый портрет Горация,
50 г. н. э.

Вальгию

Не век над полем небу туманиться,
Не век носиться ветру над Каспием,
Он дни и ночи там не стонет.
Вспомни, надолго ли, друг мой Вальгий,

Окован стужей берег Армении?
Под Аквилоном, веющим с севера,
Дубравы Гаргана не гнутся;
Вязам недолго знать платье вдовье.

Скажи, зачем же песней крылатою
К Мистиде рвешься, тайно похищенной?
Горит ли Веспер или меркнет —
Не покидает тебя твой пламень.

Ты помнишь старца многовекового?
Не вечно плакал он по Антилоху,
И над Троилом не рыдали
Сестры-фригиянки год за годом.

Забудь же, Вальгий, жалобы женские!
Прославь нам лучше Августа-цезаря,
Грядущего в победных лаврах,
Снежный покров нам прославь Нифаты,

Реку мидийцев, ныне покорную,
Волною прежде бурно кипевшую,
И в областях, им отведенных,
Конников скифских неутомимых.

Перевод Т. М. Казмичёвой

Лидии

Не хвалила бы Лидия,
Бледнорозовый блеск шеи у Телефа,
Белокурого Телефа:
Ядовитая боль сердце пронзает мне.

И чернеет лицо мое…
И скупая слеза, тайная, жаркая,
Прожигая дыхание,
Выдавая меня, медленно катится.

Я пылаю от бешенства,
Когда в брызгах вина блещет плечо твое,
А какой-нибудь ветреник,
Как тавром, заклеймит зубом губу твою.

Ах, не верь этим варварам,
Истерзавшим уста, нектар приявшие
От Венеры божественной:
Эта дикая страсть вспыхнет и выгорит!

Но как счастливы, Лидия,
Две души, что слились в душу единую:
Их любовь безмятежную
Погасит навсегда только предсмертный вздох.

Лидии

Лидия, увы! Миновали ночи
Юности твоей, когда то и дело
Слышался призыв под твоим окошком
Модных сатиров.

Хлопала тогда твоя дверь до света…
А теперь ты спишь, и никто не скажет:
«Как ты можешь спать, когда я, о нимфа,
Глаз не смыкаю?»

Скоро облетят и поблекнут краски.
Будешь ты ловить облыселой ведьмой
Где-нибудь в углу под порывом ветра
Похоть прохожих.

А когда тебя сладострастья голос,
В бешеный полет кобылиц зовущий,
Жарко позовет, возопишь ты, дева,
В жалобе горькой,

Укоряя мир, что ценить умеет
В жесткости своей молодую зелень,
А увядший лист отдает без грусти
Бурному Эвру.

Переводы И. Л. Сельвинского

К Постуму

О, Постум, Постум, быстротекущие
Проходят годы, и благочестие
Ни старости, увы, ни смерти
Неукротимой сдержать не сможет.

Нет, хоть ты триста в день приноси быков,
О друг, Плутону неумолимому,
Что Тития и Гериона
Триждывеликого смог волною

Смирить печальной. Стало быть, час придет
Всем, кто дарами нашей земли живет,
Те воды переплыть, цари ли,
Иль бедняки, что пахали землю.

Напрасно станем Марса кровавого
Бежать, ревущих волн Адриатики,
Напрасно будем мы бояться
Австра, что осенью вред несет нам:

Ведь суждено текущего медленно
Коцита черный нам увидать поток,
Даная дочерей позорных,
Вечно трудящегося Сизифа;

Земля и дом должны быть оставлены,
С женой угодной; будут из всех дерев,
Что ты возделывал, с тобою
Лишь ненавистные кипарисы.

Употребит наследник достойнее
Цекубское, тобой сбереженное;
Пол оросит вином надменным,
Крепче, чем пьет на пирах понтифик.

Перевод К. Я. Кожурина

33

Александр Одоевский

8 декабря 1802 года в Санкт-Петербурге родился князь Александр Иванович Одо́евский, декабрист. Скончался 27 августа 1839 года от малярийной лихорадки в форте Лазаревский (теперь Сочи).

Акварель Н. А. Бестужева, 1833,
Петровский Завод

Кн. М. Н. Волконской

Был край, слезам и скорби посвященный,
Восточный край, где розовых зарей
Луч радостный, на небе том рожденный,
Не услаждал страдальческих очей;
Где душен был и воздух вечно ясный,
И узникам кров светлый докучал,
И весь обзор, обширный и прекрасный,
Мучительно на волю вызывал.

Вдруг ангелы с лазури низлетели
С отрадою к страдальцам той страны,
Но прежде свой небесный дух одели
В прозрачные земные пелены.
И вестники благие провиденья
Явилися, как дочери земли,
И узникам, с улыбкой утешенья,
Любовь и мир душевный принесли.

И каждый день садились у ограды,
И сквозь нее небесные уста
По капле им точили мед отрады…
С тех пор лились в темнице дни, лета;
В затворниках печали все уснули,
И лишь они страшились одного,
Чтоб ангелы на небо не вспорхнули,
Не сбросили покрова своего.

25 декабря 1829, Чита

* * *

Куда несетесь вы, крылатые станицы?
В страну ль, где на горах шумит лавровый лес,
Где реют радостно могучие орлицы
И тонут в синеве пылающих небес?
И мы — на Юг! Туда, где яхонт неба рдеет
И где гнездо из роз себе природа вьет,
И нас, и нас далекий путь влечет…
Но солнце там души не отогреет
И свежий мирт чела не обовьет.

Пора отдать себя и смерти и забвенью!
Но тем ли, после бурь, нам будет смерть красна,
Что нас не Севера угрюмая сосна,
А южный кипарис своей покроет тенью?
И что не мерзлый ров, не снеговой увал
Нас мирно подарят последним новосельем;
Но кровью жаркою обрызганный чакал
Гостей бездомный прах разбросит по ущельям.

Октябрь-декабрь 1837

Из воспоминаний М. А. Назимова: «Это стихотворение сказал Одоевский при виде станицы журавлей, летевших на юг, когда он ехал со мной в одном экипаже из Сибири на Кавказ в октябре 1837 года. Стихотворение это тогда же было записано мною на ближайшей станции со слов моего друга Одоевского».

141

Марк Рихтерман

7 декабря был день рождения Марка Борисовича Рихтермана (1942 — 1980).

Гроза

Гроза прокатит мимо стен больницы
Большие светло-серые колеса,
Мелькнут во мгле серебряные спицы,
И на душе ни одного вопроса.

Вдыхай скорей сырое это благо,
Лови скорей сквозящее мгновенье,
Ты человек, и горькая отвага
Тебе нужней печали и забвенья.

Так собирай остатки силы воли.
Душа твоя вновь крылья распластала,
И тело не испытывает боли,
И жизнь твоя как будто не пропала.

Я долго жил в мешке сплошного плена,
Двойною связью связан был с постелью,
Но, отгоняя скорбный запах тлена,
Слепит глаза серебряной метелью.

И сполохи гуляют по палате,
И возле окон, возле мертвых стекол
Живой водой, замешанной на злате,
Гремят кривые трубы водостоков.

1977

«Август». Здесь и далее читает автор (1979)

Август

Сколько жить нам остаётся.
Сила в руки не даётся,
Слёзы нехотя текут.
Пляшет зренье боковое,
И движенье роковое
Стрелки чёрные секут.

Человеку много мала,
Жизнь и так назанимала,
И пора сквитаться нам.
Что там было — юность, детство,
Счастье — дальнее соседство,
Да привычка верить снам.

Хорошо проснуться в доме,
Или лучше на соломе,
Вспомнить — некуда идти.
Где-то звякает посуда,
Звезды падают на блюдо,
Сердце взято из-под спуда
И дрожит, дрожит в горсти.

«Возвращение души».

Возвращение души

Когда рассвело и усилился ветер,
Я душу свою позабытую встретил.
Она улетала незнамо куда.
Вернулась, когда наступила беда.

Она прикоснулась большими крылами
К нескладному телу, и ток между нами
Возник, и двухполюсный этот магнит
С тех пор от судьбы меня тяжкой хранит.

А я и не знал, что такое бывает,
Что души в несчастные дни оживают,
Живут, и свои расправляя крыла,
Спасают нас, слабых, от вечного зла.

Светало, и ветер в листве задохнулся,
Я крепко уснул, а когда я проснулся,
Когда я глаза свои снова раскрыл,
Все слышался шелест спасительных крыл.

1977

«Сон дневной».

Сон дневной

Приснится ветер за окном,
Проснешься — за окошком ветер,
И жизнь стоит не кверху дном,
Как все всегда на белом свете,
А тихо стынет в этой трети,
В ее спокойствии дневном.

Как хорошо проснуться днем.
Не ночью, когда мрак и тени,
И в каждом шелесте растений
Все слышится: давай начнем
Опять, опять игру с огнем,
Или не будем, но забудем,
Что мы с тобой причастны к людям.

Проснитесь днем. Вглядитесь в даль
Дороги белой и неровной,
Далекой, близкой ли… условной,
Единственной на той земле,
Где все мы дремлем в хрустале.

21 апреля 1978

«Когда сгустится сумрак неба…»

* * *

Когда сгустится сумрак неба
И станет влажною листва,
Как птицы на остатки хлеба,
Ко мне слетаются слова.
Я их гоню, я им не верю,
Боюсь обмана, но потом
Мне, как затравленному зверю,
Дышать приходится о том,
Как страшно жить на этом свете,
Как сладко было жить на нём,
Как пробежал я вёрсты эти,
Ночным испуганный огнём.

1978

60