Сегодня день рождения у Андрея Николаевича Нитченко.

* * *

Блаженны недолюбленные. Им
невыносимее, чем нелюбимым.
Свихнуться не хочу, душа, поспим.
Простого сна, где вещи неделимы.
Ни выправить, ни крикнуть, ни спросить —
кому нужда в подобном произволе —
кто наши жизни делит на часы,
смерть надвое, и музыку на доли?
И разве не понятнее душе —
под ливень, в ночь — чтоб вымокнуть мгновенно.
Вот дом, который не достроил Джек —
так и стоящий за углом вселенной.
Там мы живем, привычные к жилью,
там к бесконечности стремится вьюга.
А сон и расстояние — к нулю.
И мы не спим. И смотрим друг на друга.

«Тень фотографа». Читает автор

Тень фотографа

Из чёрно-белых и цветных
домашних фото — юность, старость —
загадочнее остальных,
где тень фотографа осталась.

А вот ещё одна — торец,
нет, памятника часть, похоже,
и облако, и мой отец,
который здесь меня моложе.

Но тень фотографа — извне
к нему проросшая полоска —
и фантастичней и страшней
уродцев Йеронима Босха.

У края карточки — скорей
у края памяти и зренья.
Откуда тень? Следи за ней —
смотри, и на стихотворенье

она ложится. Не пойму —
еще не отыскал причину —
не ей — испугу своему.
Откуда. Солнце било в спину.

* * *

Анна — подкидыш природы у музыки на воспитанье,
помнит о возвращенье.
В цвете ли, звуке — пенье — рисует, тянет
ноту бессонную, медленную, как время,
воду проточную, медленную, литую,
в полночь и в полдень — и говорит со всеми.
Кто ее спрашивает, кто ее испытует?

Я не читаю книгу, это не книга,
Это не зренье, это танец и вера,
Это не музыка, это канатоходец,
Это не голос, это шумящее дерево,
Это не дерево, это вчерашний вечер, это зима
медленно наступает.
Это не дерево, это кто-то играет.

Врач, сосчитай мой пульс на запястье скрипки.

* * *

Я думал — он воздуха горного имя,
где выстрел ударит и эхо, шатаясь,
обходит ущелья, срываясь, взбираясь,
и падает вниз, исчезая в стремнине —
вот Лермонтов. Да перекрёстком пустым
он веткою выникнет из темноты.
Ещё он — те валенки, полные снега,
светила январские в чёрной оправе,
еловые пагоды, сердце от бега —
во что нас, уснувших, земля переплавит —
в стихию и форму, в растения, в ветром
гонимую стаю, иначе б не вынес
язык, что при жизни — одежда на вырост,
но тесен для родины новой, посмертной.

150