Сегодня день рождения у Марии Вячеславовны Фаликман.

Ноябрь. Фонтанный

Шла по петербургскому двору, снегом заметённому,
оставляла тёмные следы, обходила дерево.
Вновь её увижу и замру, вновь по взгляду тёмному
пробежит обыденность беды. Всё давно потеряно.

Может, и не всё, и не беда, раз уж мы в подвальчике
тесном и прокуренном глядим кадры кинохроники.
Словно под забором лебеда, вырастают мальчики,
словно одуванчиковый дым, сгинули поклонники.

Вот она и мечется одна над Невой нефритовой,
замотала голову платком, попросту, по-бабьему.
Господи, не требуй пить до дна, веры не испытывай,
если начал сомневаться в ком, лучше сил прибавь ему.

Вновь метёт позёмка, клонит в сон, тает снег на вороте.
Что почём и кто кому под стать, разглядят историки.
Если Бог и сохраняет всё в этом стылом городе,
где же это всё теперь искать, как не в этом дворике?

2005, 2010

Загадка

Постаревшая на сутки,
над Кремлем висит луна.
Я хожу под ней одна —
мне плевать на предрассудки.

Выпрямившись в полный рост,
радуюсь луне нерезкой,
музыке пифагорейской —
звону молчаливых звезд.

Мне светло, хотя на деле
мрачен Кремль и не обжит.
Но неделя пробежит,
и еще одна неделя,

а потом — сюжет не нов:
выйдет месяц из тумана
вынет ножик из кармана
пифагоровых штанов,

посрезает звезды с башен
и исчезнет в облаках,
всех оставив в дураках —
деловит и бесшабашен.

И опять бродить одной,
ковыряя в зубе спичкой,
вдоль родной стены кирпичной
под стареющей луной.

Подскажите, что со мной?

* * *

Как пронзительно прост уют в этих домиках вдоль залива, как светло и неторопливо здесь стареют и кофе пьют, как легко уходящий день прорастает в раннее утро, как беспечно и всё же мудро перепутаны свет и тень в кронах сосен и в кружевных пятнах солнца на водной глади, а иначе чего бы ради так хотелось взглянуть на них, на песок по тропе лесной выходить в ненужной панаме, и сидеть тут целыми днями, и смотреть, как сплошной стеной низвергается небосвод, поседевшие сосны моя, сопрягая залив и море, мощь соленых и пресных вод.

В беспредельную эту мощь, словно в плед, с головой ныряя, ты поймешь, что иного рая ты, пожалуй, и не поймёшь. Да и где еще сможешь ты, хлопотун, непоседа, пешка, кофе пить и стареть неспешно, без метаний, без маеты, так же верно, как лес растёт — знай себе, процветай и множься, а оступишься ли, споткнешься — и под мышки подхватит тот, чья невидимая рука волны треплет по пенным гривам и разматывает над заливом полосатые облака.

Август 2011

* * *

в незапамятном году в мятую тетрадь
я, как водится, иду строки собирать
я ещё не поняла, чем за них платить,
и спешу свои дела в слове воплотить

все вокруг меня идут, вот и я иду,
листья липы там и тут плавают в пруду,
и ложится между строк, трещин, снов и ям
лёгкий липовый листок, жёлтый по краям

нынче – лист, а завтра – прах, он не там, а тут,
но в болотных сапогах дворник входит в пруд,
выгребает листья прочь, делит труд со мной,
погружает строки в ночь, гасит свет дневной

ночь, где все кричат во тьму кто во что горазд,
не поможет никому, ничего не даст,
но в награду за труды нам наверняка
будут чистые пруды, лёгкая строка

разойдёмся налегке сны вверять зиме,
а в укромном уголке, а в кромешной тьме
мятой памяти моей раскрошится в срок
между двух осенних дней высохший листок

2016–2019