2 ноября родился Даниил Леонидович Андреев (1906 — 1959).

Д. Андреев с женой,
за несколько дней до смерти

Баллада

Эвакуация вождя из Мавзолея в 1941 году

Подновлен румяным гримом,
Желтый, чинный, аккуратный,
Восемнадцать лет хранимый
Под стеклянным колпаком,
Восемнадцать лет дремавший
Под гранитом зиккурата, —
В ночь глухую мимо башен
Взят — похищен — прочь влеком.

В опечатанном вагоне
Вдоль бараков, мимо станций,
Мимо фабрик, новостроек
Мчится мертвый на восток,
И на каждом перегоне
Только вьюга в пьяном танце,
Только месиво сырое
Рваных хлопьев и дорог.

Чьи-то хлипкие волокна,
Похохатывая, хныча,
Льнут снаружи к талым окнам
И нащупывают щель…
Сторонись! Пространство роя,
Странный поезд мчит добычу;
Сатанеет, кычет, воет
Преисподняя метель.

Увезли… — А из гробницы,
Никому незрим, незнаем,
Он, способный лишь присниться
Вот таким, — выходит сам
Без лица, без черт, без мозга,
Роком царства увлекаем,
И вдыхает острый воздух
В час, открытый чудесам.

Нет — не тень… но схожий с тенью
Контур образа… не тронув
Ни асфальта, ни ступеней,
Реет, веет ко дворцу
И, просачиваясь снова
Сквозь громады бастионов,
Проникает в плоть живого —
К сердцу, к разуму, к лицу.

И, не вникнув мыслью грузной
В совершающийся ужас,
С тупо-сладкой, мутной болью
Только чувствует второй,
Как удвоенная воля
В нем ярится, пучась, тужась,
И растет до туч над грустной,
Тихо плачущей страной.

1942-1952

* * *

А сердце еще не сгорело в страданье,
Все просит и молит, стыдясь и шепча,
Певучих богатств и щедрот мирозданья
На этой земле, золотой как парча:

Неведомых далей, неслышанных песен,
Невиданных стран, непройденных дорог,
Где мир нераскрытый — как в детстве чудесен,
Как юность пьянящ и как зрелость широк;

Безгрозного полдня над мирной рекою,
Куда я последний свой дар унесу,
И старости мудрой в безгневном покое
На пасеке, в вечно шумящем лесу.

Я сплю, — и все счастье грядущих свиданий
С горячей землею мне снится теперь,
И образы невоплощенных созданий
Толпятся, стучась в мою нищую дверь.

Учи же меня! Всенародным ненастьем
Горчайшему самозабвенью учи,
Учи принимать чашу мук — как причастье,
А тусклое зарево бед — как лучи!

Когда же засвищет свинцовая вьюга
И шквалом кипящим ворвется ко мне —
Священную волю сурового друга
Учи понимать меня в судном огне.

1941

* * *

Я в двадцать лет бродил, как умерший.
Я созерцал, как вороньё
Тревожный грай подъемлет в сумерках
Во имя гневное твоё.

Огни пивных за Красной Преснею,
Дворы и каждое жильё
Нестройной громыхали песнею
Во имя смутное твоё.

В глуши Рогожской и Лефортова
Сверкало финок остриё
По гнездам города, простертого
Во имя грозное твоё.

По пустырям Дорогомилова
Горланило хулиганьё
Со взвизгом посвиста бескрылого
Во имя страшное твоё.

Кожевниками и Басманными
Качало пьяных забытьё
Ночами злыми и туманными
Во имя тусклое твоё.

И всюду: стойлами рабочими,
В дыму трущоб, в чаду квартир,
Клубился, вился, рвался клочьями
Тебе покорствующий мир.

1941

* * *

В этот вечер, что тянется, черный,
Как орнаменты траурной урны,
Демиургу о ночи злотворной
Говорила угрюмая Карна:
Дева горя, что крылья простерла
С Колымы до дунайского гирла,
От Фу-Чжанга — китайского перла —
До снегов Беломорского Горла.

— Видишь — мир, точно рампа театра:
Он притих — ни дыханья, ни ветра;
Рим, Москва, Рейкиявик и Маттра —
Все трепещут грядущего утра!
Беспредельны его гекатомбы,
Фиолетовы голые румбы,
От полярных торосов до римбы
Опаленные заревом бомбы.

— Я не знаю, какое деянье
Роком Мне суждено
Воздаяньем за час нисхожденья
К древней Дингре на дно,
И за то, что наш сын, уицраор,
Искривил путь миров:
На любую расплату и траур
Я готов.

— Горе!.. Хищным, как адские рыфры,
Будет день, именуемый «завтра»;
Его жертв необъятная цифра
Всех поглотит — от финна до кафра!
Только смутно, сквозь хлопья отребий
Жизни нынешней, тесной и рабьей,
Сквозь обломки великих надгробий,
Различаю далекий Твой жребий.

Слышу: вот, исполняются меры,
Вижу: рушатся в пепел химеры,
И расходится маревом хмара
Вкруг Твоей голубой Розы Мира.
Как хорал — лепестки ее сферы —
Мифы, правды, содружества, веры,
Сердце ж Розы — пресветлое чудо:
Ваше с Навною дивное чадо.

— Ныне верю, что толщу тумана
Взор твой смог превозмочь:
Это близится Звента-Свентана,
Наш завет, наша Дочь!
Воплощаем Ее над народом
В запредельном Кремле:
Небывалое в нем торжество дам
Изнемогшей земле!

— Да: пред Ней преклонились синклиты,
Все затомисы гулом залиты —
Ликованьем эфирных соборов,
Светозвоном всех клиров и хоров!..
Береги же свое первородство —
Лишь Тобою прочтенное средство —
Мир восхитить из злого сиротства
В первопраздник
Всемирного
Братства!

И, сказав, подняла свои крылья,
Отлетела премудрая Карна,
Духовидческим вещим усильем
Вся пронизана, вся лучезарна.

1958

50