Сегодня день рождения у Марии Вячеславовны Фаликман.

* * *

За четверть часа до весны я ехала в метро.
Вагон качался и гремел, то полон был, то пуст.
Как в том, важнейшем из искусств, поспешно и пестро
сменялись спутники мои, не размыкая уст.

А голова моя была то музыкой полна,
то как воздушный шар, пуста, как чугунок, звонка.
С утра гудела в ней весна, ее полутона,
лазурь, капель, глухая трель трамвайного звонка.

И вот уже совсем весной садилась я в трамвай.
В морозных стеклах ничего не видно было мне.
Но март горел в одном окне, апрель в другом окне,
а май терялся, словно мне положен не был май.

Но я, к трамвайному стеклу прижавшись головой,
ловила отзвук мостовой, врастала в лязг и звон,
и снег летел со всех сторон, и сумрак голубой
густел внутри, и пассажир последний вышел вон.

Он шел, он, словно зверь, спешил залечь в своей норе,
а я забылась у окна под треск трамвайных нот,
чтоб, февралем переболев, в трезвящем январе
прийти в себя, когда трамвай обратно повернёт.

2006

* * *

А. П.

Ты куда летала, ворона? Ворона, здравствуй.
У вороны память короткая, нос длиннее.
У нее в голове осталось больше от странствий
по ступеням Ламарка, по этажам Линнея.

Ей неясно помнится море и дно морское,
переливчатый мир, не знавший Господня гнева.
И она сидит на заборе, глядит с тоскою
на обвисшие провода, на слепое небо.

Но она и здесь как умеет свой долг исполнит,
воспарит и за нас, усталых и некрасивых.
У вороны тяжелый день, но она не помнит.
И уже улетела бы, только взлететь не в силах.

2015

* * *

А это просто началась зима.
Не в календарный срок, а в свой, ударный.
Нехитрая, как промысел кустарный,
как праздность стариковского письма.

Весь год его читая между строк,
ты точно не останешься внакладе,
когда во мгле пойдёшь за ней не глядя,
как преданный бетховенский сурок.

Она горазда царствовать в умах,
спросонья дребезжащих непомерно.
Ты выполняешь медленно, но верно
всё, что она командует впотьмах.

Разжиться пледом. Выспаться. Проспать.
Пораньше лечь. Будильник переставить.
Звонящих уважать себя заставить
и видеть сны, листая время вспять.

Не выйти в сеть. Не провисеть в сети
весь день, потом сквозь сон еще полночи,
нет, просто спать. Не за столом. Короче,
на поводу у слабости пойти.

И раз уж, кроме сна, спасенья нет,
ты гасишь свет, дела отодвигая.
А там, во сне, зима совсем другая,
стремительная, лёгкая как свет.

2016

17 февраля 1907 года родился Дмитрий Борисович Кедрин. 18 сентября 1945 года был убит при невыясненных обстоятельствах.

Осенняя песня

Улетают птицы за море,
Миновало время жатв,
На холодном сером мраморе
Листья желтые лежат.

Солнце спряталось за ситцевой
Занавескою небес,
Черно–бурою лисицею
Под горой улегся лес.

По воздушной тонкой лесенке
Опустился и повис
Над окном — ненастья вестником
Паучок–парашютист.

В эту ночь по кровлям тесаным,
В трубах песни заводя,
Заскребутся духи осени,
Стукнут пальчики дождя.

В сад, покрытый ржавой влагою,
Завтра утром выйдешь ты
И увидишь — за ночь — наголо
Облетевшие цветы.

На листве рябин продрогнувших
Заблестит холодный пот.
Дождик, серый, как воробышек,
Их по ягодке склюет.

1937 — 1941

Бабка Мариула

После ночи пьяного разгула
Я пошел к Проклятому ручью,
Чтоб цыганка бабка Мариула
Мне вернула молодость мою.

Бабка курит трубочку из глины,
Над болотом вьются комары,
А внизу горят среди долины
Кочевого табора костры.

Черный пес, мне под ноги бросаясь,
Завизжал пронзительно и зло…
Молвит бабка: «Знаю все, красавец,
Что тебя к старухе привело!

Не скупись да рублик мне отщелкай,
И, как пыль за ветром, за тобой
Побежит красотка с рыжей челкой,
С пятнышком родимым над губой!»

Я ответил: «Толку в этом мало!
Робок я, да и не те года…»
В небесах качнулась и упала
За лесок падучая звезда.

«Я сидел, — сказал я, — на вокзалах,
Ездил я в далекие края.
Ни одна душа мне не сказала,
Где упала молодость моя!

Ты наводишь порчу жабьим зубом,
Клады рыть указываешь путь.
Может, юность, что идет на убыль,
Как–нибудь поможешь мне вернуть?»

Отвечала бабка Мариула:
«Не возьмусь за это даже я!
Где звезда падучая мелькнула,
Там упала молодость твоя!»

1 июня 1941

Бессмертие

Кем я был? Могильною травою?
Хрупкой галькою береговою?
Круглобоким облачком над бездной?
Ноздреватою рудой железной?

Та трава могильная сначала
Ветерок дыханием встречала,
Тучка плакала слезою длинной,
Пролетая над родной долиной.

И когда я говорю стихами —
От кого в них голос и дыханье?
Этот голос — от прабабки-тучи,
Эти вздохи — от травы горючей!

Кем я буду? Комом серой глины?
Белым камнем посреди долины?
Струйкой, что не устает катиться?
Перышком в крыле у певчей птицы?

Кем бы я ни стал и кем бы ни был —
Вечен мир под этим вечным небом:
Если стану я водой зеленой —
Зазвенит она одушевленно,

Если буду я густой травою —
Побежит она волной живою.
В мире всё бессмертно: даже гнилость.
Отчего же людям смерть приснилась?

Приглашение на дачу

…Итак, приезжайте к нам завтра, не позже!
У нас васильки собирай хоть охапкой.
Сегодня прошёл замечательный дождик —
Серебряный гвоздик с алмазною шляпкой.

Он брызнул из маленькой-маленькой тучки
И шёл специально для дачного леса,
Раскатистый гром — его верный попутчик —
Над ним хохотал, как подпивший повеса.

На Пушкино в девять идёт электричка.
Послушайте, вы отказаться не вправе:
Кукушка снесла в нашей роще яичко,
Чтоб вас с наступающим счастьем
поздравить!

Не будьте ленивы, не будьте упрямы.
Пораньше проснитесь, не мешкая встаньте.
В кокетливых шляпах, как модные дамы,
В лесу мухоморы стоят на пуанте.

Вам будет на сцене лесного театра
Вся наша программа показана разом:
Чудесный денёк приготовлен на завтра,
И гром обеспечен, и дождик заказан!

6 июля 1945

Сегодня день рождения у Тимура Юрьевича Запоева (Кибирова).

«Пахнет дело мое керосином…» Читает автор

Сквозь прощальные слезы

Вступление

Пахнет дело мое керосином,
Керосинкой, сторонкой родной,
Пахнет «Шипром», как бритый мужчина,
И как женщина, — «Красной Москвой»

(Той, на крышечке с кисточкой), мылом,
Банным мылом да банным листом,
Общепитской подливкой, гарниром,
Пахнет булочной там, за углом.

Чуешь, чуешь, чем пахнет? — Я чую,
Чую, Господи, нос не зажму —
«Беломором», Сучаном, Вилюем,
Домом отдыха в синем Крыму!

Пахнет вываркой, стиркою, синькой,
И на ВДНХ шашлыком,
И глотком пертусина, и свинкой,
И трофейным австрийским ковром,

Свежеглаженым галстуком алым,
Звонким штандыром на пустыре,
И вокзалом, и актовым залом,
И сиренью у нас на дворе.

Чуешь, сволочь, чем пахнет? — Еще бы!
Мне ли, местному, нос воротить? —
Политурой, промасленной робой,
Русским духом, едрить-колотить!

Вкусным дымом пистонов, карбидом,
Горем луковым и огурцом,
Бигудями буфетчицы Лиды,
Русским духом, и страхом, и мхом.

Заскорузлой подмышкой мундира,
И гостиницей в Йошкар-Оле,
И соляркою, и комбижиром
В феврале на холодной заре,

И антоновкой ближе к Калуге,
И в моздокской степи анашой,
Чуешь, сука, чем пахнет?! — и вьюгой,
Ой, вьюгой, воркутинской пургой!

Пахнет, Боже, сосновой смолою,
Ближнем боем да раной гнилой,
Колбасой, колбасой, колбасою,
Колбасой — все равно колбасой!

Неподмытым общаговским блудом,
И бензином в попутке ночной,
Пахнет Родиной — чуешь ли? — чудом,
Чудом, ладаном. Вестью Благой!

Хлоркой в пристанционном сортире,
Хвоей в предновогоднем метро.
Постным маслом в соседской квартире
(Как живут они там впятером?

Как ругаются страшно, дерутся…).
Чуешь — Русью, дымком, портвешком,
Ветеранами трех революций.
И еще — леденцом-петушком,

Пахнет танцами в клубе совхозном
(Ох, напрасно пришли мы сюда!),
Клейкой клятвой листвы, туберозной
Пахнет горечью, и никогда,

Навсегда — канифолью и пухом,
Шубой, Шубертом…. Ну, — задолбал!
Пиром духа, пацан, пиром духа,
Как Некрасов В.Н. написал!

Пахнет МХАТом и пахнет бытовкой,
Люберецким дурным кулаком,
Елисеевским и Третьяковкой,
Русью пахнет, судьбою, говном.

Черным кофе двойным в ЦДЛе.
— Врешь ты все! — Ну, какао в кафе.
И урлой, и сырою шинелью
В полночь на гарнизонной губе.

Хлорпикрином, заманом, зарином,
Гуталином на тяжкой кирзе,
И родимой землею, и глиной,
И судьбой, и пирожным безе.

Чуешь, чуешь, чем пахнет? — Конечно!
Чую, нюхаю — псиной и сном,
Сном мертвецким, похмельем кромешным,
Мутноватым грудным молоком!

Пахнет жареным, пахнет горелым
Аллергеном — греха не таи!
Пахнет дело мое, пахнет тело,
Пахнут слезы, Людмила, мои.

1987

* * *

Чо-то всё барахлит, не фурычит,
Не стыкуется и дребезжит…
Гамаюн ли над Волгой курлычет,
MTV ли над Обью визжит?

Неужели уже доигрались?
Мы ведь только входили во вкус,
Отрывались. И вот оторвались.
Нет контакта. Свободны от уз.

Чо-то всё зависает и глохнет
И разваливается по частям…
Знать, читали Инструкции плохо.
Да они и не писаны нам.

Гамаюн ли подводит итоги,
НТВ ли берёт нас на понт…
Знать, прошли гарантийные сроки.
Нам придётся платить за ремонт.