Стихотворение дня

поэтический календарь

Сергей Шестаков

Сегодня день рождения у Сергея Алексеевича Шестакова.

«По сугробам бегать аки по облакам». Читает автор

* * *

по сугробам бегать аки по облакам
пировать с морозцем нашарамыжку
добежать вприпрыжку до альп а не то балкан
и морошку выменять на мормышку
шанежки напеки саночки приготовь держись
буду возить тебя по снежку угловатым сердцем
в русском языке слово любовь длиннее чем слово жизнь
потому и родился не англичанином али немцем…

береника

где — за семью морями, семью лесами —
утром очнёшься, синью омыв ресницы,
чьими ты будешь смотреть на него глазами —
горечи, нежности, смерти, зимы, зегзицы,

чьими руками — вестницы, кружевницы —
будешь плести на морозном стекле узоры,
время косится згой на твои косицы,
свет убавляет, переставляет горы,

где он увидит ночью, в каком сезаме,
синие сны-самоцветы, обломки клада,
чьими он будет смотреть на тебя глазами —
смертника, праздника, финиста, снегопада,

чьими руками — лирника, цинцинната —
будет печаль заводить за края денницы,
время свербит в груди, пустельга, цикада,
режет зрачки, прореживает зарницы,

это вербена, вереск, омела, верба,
это на всех языках золотая книга,
это глаза в глаза, это небо в небо,
ленточка, лествичка, ласточка, береника…

вроде реквиема

1

ступай, ступай в тринадцатую тьму,
в седьмую, тридевятую, любую,
а в этой места больше никому,
коснусь руки — и воздух обниму,
всё в дырах сердце — не перелицую,

здесь поздно быть — и розно, и в одной
ночной двоякосердой оболочке,
и мёртвой тлеть, и течь живой водой,
и вторить певчим трелью заводной,
вычерпывая прошлое по строчке,

куда как мал медвежий уголок
плеча и золотистая ключица:
кого сей сладкий войлок уволок,
тому в груди отверстой уголёк —
не хорохорься — больше не случится,

но не для тех восьмая нота лю
и синева цейлонская за нею,
кто был шутом и кумом королю,
и я на доли ямбами делю
сырую боль и мыслью костенею,

ступай, ступай, там будет невдомёк
зачем цезурам пряные приправы,
ступай, ступай, в глазах московский смог,
от зимних губ державинский дымок,
и не обол, а два для переправы…

2

смотри, смотри последними глазами,
зелёными, презревшими две смерти,
пока сады воздушные над нами
топорщатся стократными плодами
и осень всей не раздарила меди,

смотри, смотри, как повисают птицы
над временем в серебряной отваге,
пока о сны ломают мастерицы
вязальных стрелок часовые спицы
и проступают буквы на бумаге,

смотри, смотри, как тяжелеет слово
и падает с неразличимой ветви,
что яблоко в ладони птицелова,
и вспыхивает луч, и тает снова,
и целованья слаще нет на свете,

смотри, смотри, пока ещё кулиса
приподнята над сценою ледащей,
смотри, смотри, уже светают лица,
пока ты смотришь, узнаванью длиться,
и мы одно — и здесь, и вне, и дальше…

* * *

самолётик в обморочной сини
на холщовой ниточке-обманке,
упорхнувший из молочной стыни
за дождей пугливые помарки,
там глаза, огромные как вишни,
вешний город с облачной таможней.
сердце глуше. самолётик выше.
глуше. тише. выше. невозможней.

63

Владимир Летучий

22 января родился Владимир Матвеевич Летучий (1943 — 2015).

Райнер Мария Рильке

Испанская танцовщица

Как спичка, чиркнув, прежде чем огнем
заняться, точно в спешке безотчетной,
разбрасывает искры — так рывком,
как вспышку, в расступившихся кружком
она бросает танец искрометный.

И вдруг — он пламя с головы до пят.

Взметнула взгляд, и волосы горят,
рискованным искусством полоня,
и ввинчивает платье в глубь огня,
откуда, точно змеи, в дрожь бросая,
взмывают руки, дробный стук ссыпая.

Потом: огня как будто мало ей,
она бросает вниз его скорей
и свысока глядит с улыбкой властной,
как он простерся, все еще опасный,
и бешенства не прячет своего.
Но, победительно блестя очами,
она с улыбкой сладостной его
затаптывает в землю каблучками.

Июнь 1906, Париж

Из детства

Роскошествовал сумрак в доме,
забившись в угол, мальчик не дышал;
когда мать в комнату вошла, как в дрёме,
стакан в посуднике задребезжал.
И, выданная комнатой, она
поцеловала мальчика: Ты здесь? —
И на рояль взглянули и, как весть,
обоим песня вспомнилась одна,
что мальчика томила и влекла.
Он ждал; глаза тянулись из угла
к рукам, что от колец отяжелели,
и, как бредут наперерез метели,
она по белым клавишам брела.

Кафедральный собор

В тех старых городках, где, как в былом,
под ним дома, как ярмарка, толпятся,
дабы, его заметив, стушеваться,
закрыть лавчонки, повелев молчком
умолкнуть дудкам, крикунам бесчинным,
взволнованно прислушиваясь к высям, —
а он стоит в своем плаще старинном,
со складками контрфорсов — независим,
не зная, что домами окружен.
В тех старых городках мы вдруг поймем,
насколько все, что льнет со всех сторон,
переросли соборы; их подъем
безмерен так же, как безмерен взгляд,
что погружен в себя самозабвенно
и ничего, что вне его, надменно
не замечает. Их судьба, как клад,
накапливалась, окаменевая,
непреходящей вечности полна,
тогда как улочки, где грязь сплошная,
случайные носили имена,
как дети — платьица: не все ль равно,
как фартук — лавочник: какой попало.
Соборы помнят все: и стон начала,
и взлет, где ярость к небесам взывала,
любовь и страсть, как хлеб и как вино,
и жалобы любви во тьме портала.
Но жизнь свой ход в курантах замедляла,
на башне эхо поступей стихало —
и смерть гнездилась в сумраке давно.

Судьба женщины

Как властелин, охотой возбужден,
любой сосуд хватает, чтоб напиться, —
и после долго у владельца он,
припрятан, как реликвия хранится, —

так и судьба, быть может, иногда
от жажды торопливо к ней влеклась,
и маленькую жизнь свою, боясь
разбить, она, испуганно-горда,

хранила в горке за стеклом, в догляде,
где драгоценный хлам лежит порой
или вещицы с памятной отметкой.

И там она лежала, как в закладе,
и становилась старой и слепой,
так и не став бесценной или редкой.

<1 июля 1906>, Париж

Переводы В. М. Летучего

26