Стихотворение дня

поэтический календарь

Александр Величанский

8 августа 1940 года родился Александр Леонидович Величанский. Скончался 10 августа 1990 года.

Про мово

«Но я другому отдана;
Я буду век ему верна»

Мы с Женькой встретились сперва,
когда мои хозяева
свезли меня на дачу.
Все лето прогуляли ТАК.
Он на гармошке был мастак.
Но подступаться начал.

Однако я себя блюла.
Хоть лапал он меня дотла.
В Москве по нем томилась.
Он приезжал по выходным.
В подъезде мы стояли с ним —
хозяйка не бранилась.

Потом он в армию ушел.
Сказал, не дожидайся, мол.
И писем мне не слал он.
Но я ждала его — с ума,
видать, сошла, хоша сама,
но ТАК с одним гуляла.

Он с армии привез жену
себе. Фабричную одну.
Видать, поила шибко.
Кудрей-то, Господи, кудрей! —
да шестимесячны у ней
и брюхо, и завивка.

Он, как пришел, — сейчас ко мне.
А я ему: ступай к жене —
она вить губки красит.
Тут он мне в морду этак во —
ему подружка про мово
насказывала басен.

Сама позарилась, поди.
А он и рад. Ну, погоди.
Ходил один за мною
лет пять: тихоня и не пьет.
А мне уж двадцать пятый год.
И я пошла женою.

Ну, от хозяев, ясно, взял.
Пошла я в дворники. Подвал
нам в новом доме дали.
И Женька — тут как тут. Да я
поди, сумею устоять,
хоть дрался он вначале.

Ведь мой-то что — уж больно стар:
и заступаться бы не стал —
куда ему — портянка.
А Женька, Женька — парень. Вить
я жду, когда он снова бить
придет меня по пьянке.

* * *

Столько нежности сжалось во мне,
столько горькой тоски по тебе я вобрал в свою душу,
что порой удивительно даже,
как ты можешь ещё оставаться вовне,
как ты можешь ещё оставаться снаружи —
на чужбине ноябрьской стужи,
на бульваре пустом с ледяною скамьёй наравне.

Сумерки

«Папа, ты такой дурак —
это же не наш барак,
и крыльцо совсем не наше,
и не наш внизу овраг», —
говорит отцу Наташа.

«Не садись же, говорят!
Видишь, окна не горят,
и из труб не пышет сажа,
наших нет нигде ребят», —
говорит отцу Наташа.

«Ну, проснись же, ну, проснись!
Видишь, сколько кошек — брысь!
а людей не видно даже,
только вон один, кажись…»

Нет, их четверо, Наташа.

* * *

Ради красного денька
пропьёт рыба рыбака,
попадья пропьёт попа,
старуха — старика,
корова — телка,
а бык — рога,
избу — друга,
а уж реченька пропьёт
оба берега.

* * *

Страшный Суд вверяя Богу —
пусть со страху, сгоряча —
может быть, я с веком в ногу
и простил бы палача,
но не названы ни имя,
ни вина его черна —
от того и непростима
непростимая вина.

40

Константин Случевский

7 августа родился Константин Константинович Случевский (1837 — 1904).

konstantin-sluchevskiy

* * *

Я ласкаю тебя, как ласкается бор
Шумной бурею, в темень одетой!
Налетает она, покидая простор,
На устах своих с песней запетой.

Песня бури сильна! Чуть в листву залетит —
Жизнь лесную до недр потрясает,
Рвет умершую ветвь, блеклый лист не щадит,
Всё отжившее наземь кидает…

И ты бурю за песню ее не кори,
Нет в ней злобы, любви к разрушенью:
Очищает прогалины краскам зари
И простор соловьиному пенью…

1864

* * *

Да, нет сомненья в том, что жизнь идет вперед,
И то, что сделано, то сделать было нужно.
Шумит, работает, надеется народ;
Их мелочь радует, им помнить недосужно…

А всё же холодно и пусто так кругом,
И жизнь свершается каким-то смутным сном,
И чуется сквозь шум великого движенья
Какой-то мертвый гнет большого запустенья;

Пугает вечный шум безумной толчеи
Успехов гибнущих, ненужных начинаний
Людей, ошибшихся в избрании призваний,
Существ, исчезнувших, как на реке струи…

Но не обманчиво ль то чувство запустенья?
Быть может, устают, как люди, поколенья,
И жизнь молчит тогда в каком-то забытьи.
Она, родильница, встречает боль слезами
И ловит бледными, холодными губами
Живого воздуха ленивые струи,
Чтобы, заслышав крик рожденного созданья,
Вздохнуть и позабыть все, все свои страданья!

1884

* * *

Когда бы как-нибудь для нас возможным стало
Вдруг сблизить то, что в жизни возникало
На расстояньях многих-многих лет —
При дикой красоте негаданных сближений
Для многих чувств хотелось бы прощений…
Прощенья нет, но и забвенья нет.

Вот отчего всегда, везде необходимо
Прощать других… Для них проходит мимо
То, что для нас давным-давно прошло,
Что было куплено большим, большим страданьем,
Что стало ложью, бывши упованьем,
Явилось светлым, темным отошло…

1899

* * *

Упала молния в ручей.
Вода не стала горячей.
А что ручей до дна пронзен,
Сквозь шелест струй не слышит он.

Зато и молнии струя,
Упав, лишилась бытия.
Другого не было пути…
И я прощу, и ты прости.

1901

49

Владимир Смоленский

6 августа в станице Луганская родился Владимир Алексеевич Смоленский. Скончался 8 ноября 1961 года в Париже.

Стансы

Закрой глаза, в виденье сонном
Восстанет твой погибший дом —
Четыре белые колонны
Над розами и над прудом.

И ласточек крыла косые
В небесный ударяют щит,
А за балконом вся Россия,
Как ямб торжественный звучит.

Давно был этот дом построен,
Давно уже разрушен он,
Но, как всегда, высок и строен,
Отец выходит на балкон.

И зоркие глаза прищуря,
Без страха смотрит с высоты,
Как проступают там, в лазури,
Судьбы ужасные черты.

И чтоб ему прибавить силы,
И чтоб его поцеловать,
Из залы, или из могилы
Выходит улыбаясь мать.

И вот, стоят навеки вместе
Они среди своих полей,
И, как жених своей невесте,
Отец целует руку ей.

А рядом мальчик черноглазый
Прислушивается, к чему —
Не знает сам, и роза в вазе
Бессмертной кажется ему.

* * *

Ты в крови — а мне тебя не жаль,
Ты в огне, а я дрожу в ознобе…
Ты жила во лжи, труде и злобе,
Закаляла и сердца, и сталь.

Ты людей учила не жалеть
И своих детей не пожалела,
Ты почти что разлучилась петь,
Помнишь ли, как раньше райски пела?

Как же мне теперь с тобою быть,
С горькою моей к тебе любовью?
Вновь земля твоя набухла кровью,
Ран не счесть и горя не избыть.

Защищаясь сталью и хулой,
Бьёшься ты, кольцом огня объята,
Страшное сияние расплаты
Полыхает над твоей землёй.

Страшная расплата за грехи,
За насилие над человеком,
За удары по сомкнутым векам,
Вот за эти слёзы и стихи.

Мне тебя не жаль — гори, гори,
Задыхайся в черных клубах дыма —
— Знаю я, что ты неопалима,
Мать моя, любовь моя — умри!

Нет пощады, падай до конца,
Чтобы встать уже весь мир жалея,
Чтобы в мире не было светлее
Твоего небесного лица!

* * *

Т. С. Конюс

Никогда не услышишь… — И вдруг далеко, далеко,
Ближе, ближе, сначала чуть слышно, как дальнее эхо,
А потом, как ручей, что звенит между скал высоко,
А потом, как касанье к щеке драгоценного меха.

Еле слышно, но вот уже ближе и громче, и вот
Мир гремит, как оркестр, и, как ласточки, скрипки взлетают,
И орган, как гроза, и о счастии арфа поёт,
И вдали барабаны трагический ритм отбивают.

Всё печальней, всё выше, всё сладостней зовы трубы,
Тихо флейты запели, валторны, виолончели,
И волшебно легко распадается клетка судьбы
И душа в этих звуках летит, как орлица в метели.

И тогда, о, тогда… — Но уже утихает струна,
Глуше, дальше, как эхо, как сон, как погибшая слава —
Тишина. Пред тобою немеет глухая стена,
Над тобой потолок и в грошовом стакане отрава.

40