Стихотворение дня

поэтический календарь

Геннадий Айги

21 августа родился Геннадий Николаевич Айги (1934 — 2006).

gennadiy-aygi

Из зимнего окна

голова
ягуаровым резким движеньем,
и, повернувшись, забываю слова;

и страх занимает
глубокие их места,

он прослежен давно
от окон — через — сугробы — наис — косок —

до черных туннелей;

я разрушен давно
на всем этом пути,
издали, из подворотен
белые распады во мгле
бьют
по самому сердцу —

страшнее, чем лица во время бурана;

все полно до отказа, и пластами тюленьими,
не разграничив себя от меня,
что-то тесное тихо шевелится
мокрыми воротниками и тяжелыми ветками;
светится, будто пласты скреплены
свистками и фарами;

и, когда, постепенно распавшись,
ослабевшее это пространство
выявляет меня в темноте,

я весь,
оставленный здесь между грудами тьмы, —
что-то больное
и невыразимо мамино,

как синие следы у ключиц

1960

Заря: после занятий

среди темнеющих отталкивающе
как бархат на умершей
спокойных
львиных зевов

соломинками слабыми
поблескивает мир

кругом отсутствуя давно

и наполовину наискось — с рубашкой вместе —
ты словно частью золотым песком!
когда двора случайный ветер
потом в 4 веет широко

и шевелит тебя как сора россыпи!
где будто в шее свет красивых
усиливала белое бумага:

богов всю зиму
укрывая каждая
по вечерам в окно:

как нежный ум —
на снег

1965

Обед: картофель

Памяти А. М.

хоть плакать (за обедом) оттого
что у картошки (для руки) есть холод
как будто часть ее имущества
(как нечто миром-нищетою данное)

как то что есть семья теплом за дверью
а скоро будет брат мой нет

1971

Дом — в роще мира

Посвящение — девочке Александре

дом — или мир
где я в погреб спускался
белый был день — и я
за молоком — это долго держалось
спускаясь со мной: это был
день — как река: наплывающего
расширения света
в мир перекидываясь: я
события был — творцом
в возрасте
первотворений —

— в погреб — давно — это просто и длительно было —

роща белела в тумане
а этот
с кринкой ребенок — глаза ведь вселенною были — и небо
пело всей ширью — как пенье особое
в мире распластывают
женщины — просто лучась переходом
своей белизны — в расширение поля
где голосом я начинался —

быть — вселенной-ребенком:

был — ибо пелось и было

1987

24

Борис Дубин

20 августа 2014 года скончался Борис Владимирович Дубин.

* * *

Век вьюжный, век волчий…
Эдда

Век спотыкливый, где ты главу преклонишь?
Рос на чужих хлебах, с чем отойдешь в дорогу?
Что в глухомань степную, перегорев, заронишь —
первый снежок посул? полуночную тревогу?

Время осипло в обгрызенной флейте быта.
Слово осыпалось вялой, махровой сплетней,
стало навозным росчерком «Общепита»,
стыло грязнотцей на грубом рядне в передней.

Зяблая кровь в пересохшей трубе курлычет.
Дым на стекло откинул витую проседь.
Поторопись с прощаньем: сейчас покличут,
слова не скажут и ни о чем не спросят.

Эвридика

До срока тешит эта прихоть:
послушным звуком камни двигать
и привораживать зверей.
Но сам в себе не властен голос,
крепчает кровь, и ни на волос
не отвести судьбы своей.

Вот каково поэту было,
когда вся жизнь, комочком пыла
и сгустком света, в немоте
непоправимой отдалялась
и — соль земная — растворялась
в потусторонней темноте.

Путник

Тропа ведет сомлевшей бузиной.
Соцветий дробь и одурь москатели.
Скрипят мостки. Виски похолодели:
ручей в лощине, сумрак погребной
и вспышки паутинной канители.

Юлит под сводом комариный рой.
Пригорком ключ пробился у излуки.
Обнесена булыжною грядой
хрустальная косица. Под водой
темнеют камни — и светлеют руки.

Отрёт лицо, приляжет на гранит,
листок бахромке пузырей отдует.
Вода каленый чуб пошевелит,
сухие губы мягко поцелует.

Высокий ветер

Крапивница над головою
вильнет — и опять ни души,
да в сизой, слежавшейся хвое,
как бисер, шуршат мураши.

Жара паутинкой лоснится,
и луч, пронизав сухостой,
дремотно щекочет ресницы
своей стрекозиной слюдой.

Но сумрачно, мерно и грозно,
не шапкой одной шевеля,
всем кряжем расходятся сосны
от макушки и до комля

и с грохотом крона на крону
идут, но в такой вышине,
что это понятнее грому
и туче слышнее, чем мне.

32

Борис Пастернак

boris-pasternak-2

«Август». Читает автор (1954). Запись — прослушка
КГБ домашнего вечера с Пастернаком.

Август

Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.

Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую,
И край стены за книжной полкой.

Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.

Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому,
Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры.

И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
Нагой, трепещущий ольшаник
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник.

С притихшими его вершинами
Соседствовало небо важно,
И голосами петушиными
Перекликалась даль протяжно.

В лесу казенной землемершею
Стояла смерть среди погоста,
Смотря в лицо мое умершее,
Чтоб вырыть яму мне по росту.

Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом:

«Прощай, лазурь преображенская
И золото второго Спаса
Смягчи последней лаской женскою
Мне горечь рокового часа.

Прощайте, годы безвременщины,
Простимся, бездне унижений
Бросающая вызов женщина!
Я — поле твоего сражения.

Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».

1953

191