23 июня был день рождения у Михаила Натановича Айзенберга.
* * *
Забудут нас удача и закон.
Забудет нас и крепость на болоте.
Так невесом в тылу и на излете
подземный корень старческих имен.
Чужой огонь лежит на языке.
Удар петляет с первого на третье.
Зима летит на длинном поводке,
и мягко стелют два десятилетья.
Не спрашивай, зачем и почему.
Уже по локоть в сахарном дыму,
уже забытый, верный втихомолку,
к словам твоим я не найду ключа.
И старший брат мой ляжет под иголку,
едва увидев мир из-за плеча.
Один из нас, но первый из пяти
(мы славу пьем из одного стакана
и воздух тянем из одной горсти)
забудет мир, дойдет до Ханаана,
но караван не встретит на пути.
1971
* * *
Слово на ветер; не оживёт, пока
в долгом дыхании не прорастёт зерно.
Скажешь «зима» — и всё снегами занесено.
Скажешь «война» — и угадаешь наверняка.
Не говори так, ты же не гробовщик.
Время лечит. Дальняя цель молчит.
Но слово за слово стягивается петля;
всё от него, от большого, видать, ума.
Скоро заглянешь за угол — там зима.
Выдвинешь нижний ящик — а там земля.
* * *
Живительного воздуха пласты,
стрекозами развёрнутые ткани;
расходятся зелёные листы
и воздух пьют мельчайшими глотками.
И точками животворящей пыли
усеяна воздушная стена.
Крылатые пылинки-семена
светящиеся в воздухе застыли.
Неслышный ветер входит налегке
при лиственном движеньи осторожном —
в берёзовой летящей шелухе,
соединившей будущее с прошлым.
* * *
Подбирается лисой,
заливаясь нежной краской,
с обаятельной ленцой,
с обязательной оглаской.
Я здесь точно ни при чём,
у меня есть право вето.
Но затронуто плечом
и коленкою задето —
дело ясное, гляди.
Только выводы громоздки
здесь, на шёлковом пути,
на атласном перекрёстке.
* * *
Переулка чёрной впадиной,
тенью угольной подкошенный,
ходит страх какой внимательный,
повторяет «где же, боже мой»,
удаляясь по касательной.
Подскажи ему свидетеля.
На скамеечке отметина,
знак какой-то указательный.
Ходят тени по Москве-реке.
Объясненье в каждом скверике.
— Помогите, люди ближние!
Не придерживайте лишние
два билета до Америки.
Опросите потерпевшего —
вероятно помрачение.
Ведь отсюда хода пешего
два шага до заключения.
Одного его касается,
сколько отняли, отспорили
перекупщики-карманники.
Говорят, цена кусается.
Говорят, того не стоили
вырванные из истории
годы, отданные панике.
