Стихотворение дня

поэтический календарь

Николай Байтов

23 мая был день рождения у Николая Владимировича Гоманькова (Байтова).

* * *

Ноги кормят волка, паука, грибника,
футболиста и балеруна.
Руки кормят врача, вратаря, щипача,
гитариста и маляра.
Крылья кормят орла, соловья, комара.
Сердце кормит политрука.
Случай кормит пожарника и дурака
и расчетливого игрока.

Между ночью и днем засыпает игрок,
замечая проблемы миров.
Скучно слушают басни рыбак и грибник:
образ там никакой не возник.
Басни кормят опять же того соловья.
Под гармошку поет солдатня.
Ночь тиха, и не слышен полет комара
над землянкой политрука.

Трудовая рука пробудилась с утра,
потянулась к пробелам миров:
руки кормят рвачей, палачей, силачей,
пианистов и шулеров.
Тело кормит червей, моя вечность — труха,
моя память в письме умерла.
Не стучат соловьи, не белеет луна
над могилой политрука.

Пятипалая звездочка, будто рука,
протянулась в проемы миров.
Только я над могилой, ни жив ни мертв,
свое время провел без труда.
Я беспечно мотался туда-сюда,
презираем со всех сторон.
Время кормит вшей, бомжей, сторожей,
созерцателей и ворон.

Сто зеркал предо мною придумал язык,
образ там никакой не возник.
Краски ты развела — и свистят до зари
над палитрой твоей соловьи.
Медуница и мята в саду расцвели,
проникая в районы миров.
Тело кормит тебя. Моя нежность — озноб.
Мой язык безмятежно здоров.

Август 1995

«Кое-кто называет фамилию Груздева». Читает автор

* * *

Кое-кто называет фамилию Груздева.
Это делают так: поразмыслив немного,
в чашку с чаем кладут осторожно и с грустью
аккуратно отрезанный ломтик лимона,
сверху сахар (он тонет в блеске опаловом,
растекаясь, виясь) — и, набрав в щеки воздуха,
дуют, произнося вскользь над маленьким паром:
«Кое-кто называет фамилию Гвоздева…»

«Как? позвольте?… кого? — печеньем похрустывая,
удивляются знающие, — вы не путаете?
вы, наверно, хотели сказать — «Груздева»,
а не «Гвоздева»?»
— «Правда? вы так думаете?»…

Как же так? Как мог я такую оплошность?
Что теперь? — я лечу в свистящую бездну,
будто в подлом сне, когда не ту лошадь
подчеркнул рассеянно в программке заезда.
Фильтры, фильтры открылись! Поплыли фракции:
на десятки египетских километров
щелочной туман — и линяют краски,
небеса почтенного Нила меркнут…
Словно лики мумий, чернеют от копоти
наши грузди и гвозди, узы и страсти,
остаются лишь Твои милости, Господи,
Твои судьбы и розги, муки и казни.

Декабрь 1989

24

Михаил Зенкевич

21 мая родился Михаил Александрович Зенкевич (1886 — 1973).

* * *

Вот она, Татарская Россия,
Сверху — коммунизм, чуть поскобли…
Скулы-желваки, глаза косые,
Ширь исколесованной земли.

Лучше бы ордой передвигаться,
Лучше бы кибитки и гурты,
Чем такая грязь эвакуации,
Мерзость голода и нищеты.

Плач детей, придавленных мешками.
Груди матерей без молока.
Лучше б в воду и на шею камень,
Места хватит — Волга глубока.

Над водой нависший смрадный нужник
Весь загажен, некуда ступить,
И под ним еще кому-то нужно
Горстью из реки так жадно пить.

Над такой рекой в воде нехватка,
И глотка напиться не найдешь…
Ринулись мешки, узлы… Посадка!
Давка, ругань, вопли, вой, галдеж.

Грудь в тисках… Вздохнуть бы посвободней…
Лишь верблюд снесет такую кладь.
Что-то в воду шлепнулось со сходней,
Груз иль человек? Не разобрать.

Горевать, что ль, над чужой бедою!
Сам спасай, спасайся. Все одно
Волжскою разбойною водою
Унесет и засосет на дно.

Как поладить песне тут с кручиной?
Как тягло тягот перебороть?
Резать правду-матку с матерщиной?
Всем претит ее крутой ломоть.

Как тут Правду отличить от Кривды,
Как нащупать в бездорожье путь,
Если и клочка газетной «Правды»
Для цигарки горькой не свернуть?

9 ноября 1941, Чистополь

* * *

В доме каком-нибудь многоэтажном
Встретить полночь в кругу бесшабашном, —
Только б не думать о самом важном,
О самом важном, о самом страшном.

Всё представляя в свете забавном,
Дать волю веселью, и смеху, и шуткам, —
Только б не думать о самом главном,
О самом главном, о самом жутком.

Коктебель, август 1953

42

Олег Ильинский

19 мая родился Олег Павлович Ильинский (1932 — 2003), русский поэт второй волны эмиграции.

Кусково

Пробираясь сквозь ветки на ощупь,
Глядя окнами в ясную даль,
В подмосковных смеющихся рощах
Доморощенный бродит Версаль.
Он стыдится величья и позы,
Заслоняясь на легком ветру
Серебристым изгибом березы,
Опрокинутой в северный пруд.
Люстра входит альпийским обвалом,
Входит, гранями чуть шевеля,
В белый блеск танцевального зала
Колкой радугою хрусталя.
В легком кружеве речи французской,
Между старых сановных голов,
Властно топает туфелькой узкой
Королева кусковских балов…
Зацветая, колышутся травы,
И сквозь лиственный легкий узор
Ровно дышит имперская слава
В камышовых свирелях озер.

1961

* * *

Ты в упор повстречалась с грозой,
С набегающим блеском разряда,
На тебя помертвевший газон
Посмотрел выцветающим взглядом.
У деревьев панический страх
Властной кистью написан на лицах,
Две осины забились в овраг
Не дыша и боясь шевелиться.
В полумрак за оконным стеклом
Моментальный обрушился ветер,
Шквал, циклон или антициклон —
Всё равно, мелочей не заметишь.
Поразит только бледность холста,
Грозовая размывка деталей
И что вся авансцена снята
Под неистовство влажных баталий.
Лютым бивнем, рывком дождевым
Сбиты с толку кусты и помяты,
И в грозе откликается им
Крупный рык громового раската.

1977

Сентиментальная прогулка

Присядь на скамейку, подумай, взгляни:
Какие-то парни читают Парни,
Приезжий колхозник, спустившись в метро,
Мальбранша раскрыл, улыбаясь хитро.
Неотразимо пленяет картина:
В скверике нянька читает Плотина.
Сидя на лестнице, два штукатура
Канта штудируют в час перекура.
Даже бетонщик сказал между прочим,
Что, мол, Витрувий в деталях не точен.
Слесарь Шенье переводит стихами,
Любит Проперция автомеханик,
Слегка поседевший работник обкома
Бергсона читает на службе и дома.
Меня утомила прогулка сквозная:
Я был потрясен этой бездной познанья,
Я только подумал, снимая пальто,
Что Маркса теперь не читает никто.

1978

Горы

Затянут башлык на граните суровом,
Гигантски скульптурен сияющий каменный выступ,
Из нижней деревни уходят на выгон коровы
И царственно дик между елями камень тенистый.
Аукайся, дальний утёс, с угловатой лавиной,
Деревня деревню привычно по имени кликай.
Железное солнце проходит над синей долиной,
На вырубках знойных рябая растёт земляника.
Как воздух, прозрачна чреда деревенского танца
(Ему ты училась в альпийской серебряной школе!)
Его танцевала в кругу молодого пространства
Под белой церковкой, в тени голубой колокольни.
О нет, не улыбка альпийского снега, не камень,
Не поступь весенней коровы, не рокот органа,
То лёгкие нимфы на горных полянах мелькают
И сёстры-берёзы приветствуют их, улыбаясь.
Пустеет открытый коровник, хлебнувший простора,
Вода оглашает уступы кипением талым,
Леса умываются снегом и светятся горы,
И ясно в долину глядят, отливая металлом.

1980

30