Сегодня день рождения у Ильи Витальевича Кутика.

Пустынник гладит кота, думая о море

1

Стихи мои, не бегом, а шагом…
Да и куда вам бежать? — да и незачем… Ибо с горя

покатиться отсюдова слезным шаром
не удастся — в виду состоянья моря

из такой же плакучей доремифасоли…
Да и не хочется в мире соли

прибавлять, а тем паче — воды… Слезам
есть чему поучиться у моря — вспышкам

суицидальности… Грудь его, как сезам,
на камнях распахивается и — срастается… Даже слишком

напоминая, что — несмотря на поед
вечный — собою кончать не стоит…

2

Море печет безе под музыку из «Ловцов
жемчуга» у Бизэ. И небосвод свинцов.

Я не жемчуг мечу, но достаю на божий
свет серую жемчужину, коей Борджий

никогда не имел! — Серый — с отливом — шар…
По нему вздыхает Алмазный Фонд,

но уже расплатился персидский шах
за Грибоедова… Серый фон

означает, что в мире настал ислам…
Ветер крепчает, катая шары из пыли,

уши на площади, выделенной ослам,
вздрагивают как кегли… Забили иль не забили,

а ветер катит шары дальше в пустыню и
ее продолжает в море. Шары обретают ноги

из песка и идут по нему в тени
своей собственной тени, путаясь в складках тоги,

т.е. в дюнах, барханах, в ряби песка… Песку
легче приделать шару, как букве Я,

как моллюску алфавита, лишнюю ногу, чем
катить его О по кочевью своих фонем…

3

Песок населяет все, как у Хичкока —
птицы, — и рыбы барахтаются, пока

идут моллюски, эллипсоидные, как око
песка, по мелким волнам песка…

Инфузории-туфельки, с ресничками, им завидуют —
туфельки — а не ходят, реснички — а не зрачки…

Но море — теперь не море, а только лишь то, что выдует
ветер из легких дюн… Крабы, рачки

следят как шары превращаются в эллипс, буквы
О в букву Я… Но куда их нецелен путь?

Я ж — … на «Ку» начинаясь… — выйдя на берег бухты,
зову их к себе — сюда!.. Ветер сильнее дуть

принимается… Слезы идут в одном
направленье — и тонут… Пески навстречу

идут — и не тонут, как вывернутое вверх дном
море не может топиться течью…

И ветер бросает под мой — сюда! —
крик, мне под ноги — блестящую, как слюда,

и серо-ворсистую, как картон,
жемчужину, и если потрешь ей бок,

то она оборачивается котом.
В моих глазах слезы, в его — песок…

4

Песок в глазах кота пересыпается, как в часах.
Бесконечность песка, как двустиший в поэме «Шах-

Намэ», и в этой пустыне мой вопиющий глас
вряд ли слышен… Коты заглушают нас

треском кузнечиков, цикад, акрид…
Скоро фарси — наверное — прогремит

на весь мир… Даже кошачье «мур»
звучит не как ласка, а как — Тимур…

В Самарканде эрос и алгебра — два туза —
туз пик в союзе с резною аркой

могут рожать детей и сражаться за
выход — в местности этой жаркой —

к Аральскому — скажем — морю… А мне прорубить окно
в песке — невозможно, ибо тотчас оно

срастается, как диафрагма в фото-
камере, зафиксировавшей кота,

ушедшего с головой в воронку комфорта. Дремота.
море тает в песке, словно резьба винта.

1994, Лунд