Сегодня день рождения у Михаила Натановича Айзенберга.

* * *

Бездвижный воздух сокрушён, —
открыт холодному укору.
Здесь много дел в ночную пору:
срезать серпом, черпать ковшом.

В замедленных круженьях звёздных
на всё единственный ответ
соединит холодный свет
и вздох, взлетающий на воздух.

* * *

Вот мешок на голову набросят,
белый свет в копеечку согнут.
Шутка ли — уйти, куда не спросят,
хоть бы и на несколько минут.

А беда, не ставшая залогом, —
что же с ней поделать? Мой совет
записать её неярким слогом —
бедным, беглым, путающим след.

* * *

Дочка, щёки круглые, стоит,
плачет в мокрую варежку.

Сорок лет прошло,
и никак нельзя
броситься сломя голову.

* * *

Вот она, Москва-красавица, —
постоянный фейерверк.
Поглядите, как бросается
белый низ на чёрный верх.

Дайте нам, у нас каникулы,
конфетти и серпантин.
Остальное, что накликали,
даже видеть не хотим.

Ожидания доверчиво
в новостях передают.
Всем привет от фейерверщика,
а от сменщика — салют.

Как бы вытащить из ящика
с говорящей головой
не того, вперёдсмотрящего
на тебя, как часовой —

словно ты шпана советская
или крайний инвалид.
Он о том, что время детское,
по-немецки говорит.

Время — голову не высуни.
И уходят в дальний путь
дети, загнанные крысами.
Им вода уже по грудь.

16