Портняжка

Валерию Дымшицу

Просвет широк, а голос узок,
и даже не схватить краев
на этот нитяной огрызок,
на эту прядь сучёных музык,
в ушкó идущих вместо слов;

держи его напротив света,
пусть эта ниточка летит
как незамеченная трата,
как нищенка большого ветра,
как вещь, никчемная на вид,

как весть случайная, ничейная —
чтоб только знать, куда смотреть
просвету этому отчаянно,
куда светиться возвещённо,
где стать, и быть, и умереть, —

в тебя, в тебе, портняжка, траченный
огромной молью звуковой,
бемолем жирным сплошь отмеченный
и бесконечно озадаченный
огрызком ниточки двойной…

* * *

Orbis круглый, деревенский,
мир — ответ, а не вопрос,
яблоко, что Ян Коменский
детям к завтраку принес
и разрезал пополам,
сок разбрызгав по столам.

А внутри его сердечка —
церковь с башенкой, гора,
то ли море, то ли речка,
ялик с парусом, жара,
облаков густой парик
землю превратил в парник.

И стоит над облаками
на лучах, как паучок,
солнце, топая пучками
золотых, щекотных ног,
и хохочет мир простой
от чечетки золотой.

И лежит под миром сажей,
выскобленной из печи,
ночь, а в ней лежат пропажей
лун стальные калачи,
и грызут их мыши звезд,
зубы точат, кормят хвост.

За столом, в чернильной луже,
я сижу, тупя очин.
Veni, puer! Мудрый муже,
я хочу не знать причин —
только яблок вкус и цвет:
джонатан, апорт, ранет..

И к чему тут гармония эта?
И к чему там гармошка была?
Гераклитов огонь до рассвета
Всё сжигает, сжигая дотла.

Ну а вдруг и сгодится на что-то?
Ни на что и не вдруг, но опять
Будто ищет в потёмках кого-то
И не может никак отыскать.